Московский комитет «Гражданское Содействие» уже тридцать лет защищает права мигрантов и беженцев на территории России. Фатима Кокаева, консультант комитета по миграционным вопросам, рассказала Draftsy о том, как изменился профиль мигрантов в последние годы, и с какими сложностями сталкиваются беженцы.

Draftsy : Комитет «Гражданское Содействие» существует уже тридцать лет. Это немалый срок! Что изменилось в работе с мигрантами в последние годы по сравнению с началом его деятельности?

Фатима : За время моей работы в комитете, а именно с 2019 года, произошло не так много изменений, но они есть. Мы недавно наняли дополнительного переводчика с фарси на русский, потому что поток беженцев из Афганистана увеличился. Во время первого локдауна офис перешел на приём заявителей онлайн и через горячую линию. Люди сообщали о своих проблемах по телефону, и мы обрабатывали очень большой поток заявок в таком режиме и оказывали всяческую посильную помощь, как финансовую, так и продуктовую.

В последнее время вырос объём услуг отдела по образованию. Увеличились возможности зачислить детей в дошкольные и школьные учебные заведения. Иногда получается обеспечить детей и родителей социальными льготами вне зависимости от наличия регистрации (а она имеет большое значение в РФ). Мы начали оказывать юридические услуги в случаях, когда возникают споры между родителями.

Что касается подачи ходатайства о получении убежища, раньше проще было записать подопечного на интервью в миграционную службу как в Москве, так и в Московской области. Сейчас этот процесс намного сложнее, поскольку нашим подопечным приходится платить штраф за нелегальное нахождение в РФ. Не помогает ситуации и тот факт, что власти начали требовать наличие регистрации даже для подачи ходатайства на предоставление убежища.

Из последних значимых изменений важно отметить что в 2015 году наша организация была внесена Минюстом РФ в реестр, предусмотренный п. 10 ст. 13.1 Закона РФ «О некоммерческих организациях», и признана иноагентом.

D: С какими сложностями сталкиваются мигранты, в частности беженцы, приезжая на территорию Российской Федерации?

Ф: Вновь прибывшие беженцы зачастую ничего не знают о системе убежища в Российской Федерации — куда обращаться и какие документы для этого нужны. Когда они узнают, куда идти за помощью, часто у них уже просрочены визы, и беженцы боятся обращаться в Управление по Вопросам Миграции (раньше УФМС). В итоге, в таком страхе они могут жить очень долго.

Находясь в уязвимой ситуации, беженцы иногда становятся жертвами мошеннических действий людей, которые удерживают их паспорта, а их самих держат в неведении и пользуются их нелегальным положением в собственных интересах. Мигранты могут стать, к примеру, жертвами трудового и сексуального рабства. Из-за отсутствия права работать легально, беженцы перебиваются нелегальными подработками. Это опасно, так как полиция не дремлет и может их задержать. Это грозит в лучшем случае штрафом, а в худшем – депортацией.

D: Изменился ли профиль мигранта за последние 30 лет ?

Ф: С точки зрения гендерной принадлежности, думаю, что всегда через границы больше бежало мужчин. Им проще выжить в незнакомой стране. Покидая семью, они, как правило, надеются получить убежище и со временем воссоединиться с семьёй. Это не значит, что среди беженцев не бывает одиноких женщин, но их меньше. Чаще всего они бегут из стран Африки. Если же говорить о гражданстве мигранта или беженца, то это обусловлено наличием конфликта, войны, нестабильной экономической или политической ситуации в той или иной стране.

Конфликт между Арменией и Азербайджаном в 1988 году спровоцировал большой поток беженцев. В 2014 году началась война на Украине и много граждан Украины стало обращаться за получением убежища в России. Всегда было много беженцев из Афганистана и Сирии, а в последнее время их количество только растет.

D: Одним из направлений вашей работы является изменение негативного отношения к мигрантам, в том числе через средства массовой информации. Используете ли вы в вашей работе превентивные методы?

Ф: Мы часто размещаем истории наших подопечных в социальных сетях, рассказываем о их судьбах, проблемах и успехах. Иногда журналы, газеты, и телеканалы просят беженцев дать интервью на ту или иную тему. Это дает читателям и зрителям возможность ближе познакомиться с конкретным человеком, который по какой-то причине стал мигрантом или беженцем и увидеть, что они такие же люди, как и мы, что им приходится очень тяжело в чужой стране.

D: В процессе поиска информации о работе с мигрантами, просящими убежище, я нашла на вашем сайте в свободном доступе отчеты с конкретными цифрами. К примеру, в 2020 году временное убежище получили 124 человека, а свидетельство о рассмотрении ходатайства на статус беженца – 17 человек. Это цифры, охватывающие всю Россию? Чем обусловлено такое незначительное количество примеров получения легального статуса?

Ф: Да, это данные по всей России. Этот вопрос лучше задать официальным представителям МВД России по вопросам миграции. Решение об отказе принимают они.

D: Есть ли у вас информация о количестве просителей убежища в России и в Москве в частности, и о количестве отказов?

Ф: Официальная информация может быть только на официальном сайте МВД. Я такой информацией не обладаю. Здесь можно ознакомиться с результатами обращений: https://rosstat.gov.ru/folder/12781

D: В Европе в последние годы усиливаются антимиграционные настроения. Польша хочет построить стену на границе с Беларусью. В 2015 году Венгрия установила на своей внешней границе стену из металлической проволоки, чтобы остановить нелегальную миграцию. В Средиземном Море на протяжении нескольких лет гибнут люди в попытках пересечь его на пути к лучшей жизни. Во Франции, гражданские активисты, раздающие еду в нелегальных миграционных лагерях, могут попасть под суд. Те, кто помогают нелегальным мигрантам передвигаться по стране, также рискуют многим. Как бы вы вкратце охарактеризовали отношение к миграции в современной России?

Ф: Судя по такому незначительному количеству выданных свидетельств о предоставлении временного убежища и статуса беженца, Россия – закрытая страна для миграции. К тому же здесь не предусмотрено никаких прав и льгот беженцу или мигранту. Им не предоставляют бюджетное жильё, например, как это принято в Европе. Отношение же россиян к мигрантам может быть разным, но по моим наблюдениям больше встречается отзывчивых и готовых помочь людей.

Подробнее о работе Комитета «Гражданское Содействие» читайте на сайте https://refugee.ru/

В предверии Международного дня мигранта Draftsy обсудил проблему миграции с Сарфаразом Ханом, являющимся координатором ассоциации Dom’Asile (Дом Азиль), расположенной в регионе Иль-де-Франс. Ассоциация была основана в 2000 году и ее основной миссией является помощь людям, ищущим убежище во Франции.

В эксклюзивном интервью для Draftsy Сарфараз Хан рассказал о том, как встречают мигрантов во Франции и с какими трудностями они сталкиваются в этой стране.

Draftsy: Как бы ты мог описать вкратце работу, которую Dom’Asile делает для мигрантов?

Сарфараз: Прежде всего Dom’Asile — это ассоциация, которая предоставляет административный адрес мигрантам, находящимся в изгнании, у которых нет стабильного жилья и доступа к государственным службам. Наша ассоциация помогает им получить административные и социальные права. В шести департаментах региона Иль-де-Франс наша ассоциация имеет девять центров, куда люди могут обратиться за получением административного адреса и за помощью. В ассоциации работают два специализированных центра, помогающих людям получить доступ к социальным правам.

Dom’Asile, в партнерстве с другими ассоциациями, адвокатами и гражданскими активистами, открыл центр поддержки для мигрантов, живущих в лагерях на территории Парижа. Эти центры существуют благодаря поддержке волонтеров, помогающих мигрантам получить административный адрес, социальные права, а также помогающих в административных процедурах.

Хотелось бы дать небольшое уточнение термина «иммигрант». Этот термин используется очень широко и к этой категории относят всех людей, приезжающих жить в чужую страну. Причина или мотивация переезда могут быть самыми разными. Есть люди, покидающие свою страну в поисках лучшей жизни, хорошей карьеры или возможностей трудоустройства. Другие иммигранты пересекают границы из-за войн, конфликтов, и неблагоприятных условий, угрожающих их жизни. У этих людей нет другого выбора, кроме как бежать из своей страны в поисках защиты.

Наша ассоциация Dom’Asile защищает права этой категории лиц, то есть мы помогаем людям, находящимся в изгнании и ищущих убежище во Франции. Мы работаем над разными проектами. Помимо нескольких центров по получению административного адреса и помощи в регионе Иль-де-Франс, Dom’Asile создал многоязычную и мультимедийную онлайн-платформу, предоставляющую полную информацию лицам, ищущим убежище, беженцам и людям, чьи просьбы о предоставлении убежища были отклонены. Информация на этой платформе предоставлена в виде письменных текстов, видео и аудио записей. У людей есть также возможность задать вопрос на своем языке и получить ответ.

У нас есть проекты, которые помогут людям стать самостоятельными, получить доступ к своим правам с помощью наших видео уроков «сделай сам» и «коллективных информационных семинаров» на разных языках. Более того, одним из важнейших направлений деятельности Dom’Asile является защита интересов и обращение к государственным органам за объяснениями. Мы работаем с различными организациями с тем, чтобы отслеживать оскорбительные практики в учреждениях и находить решения различным административным трудностям, с которыми сталкиваются люди, обращающиеся к нам за помощью.

Draftsy: С мигрантами из каких стран вы работаете больше всего? Есть ли какие-то конкретные тенденции, которые вы видите?

Сарфараз : Мы работаем с мигрантами из многих стран. Но большинство людей, обращающихся в наши центры или имеющие административный адрес — это люди из Бангладеш, Тибета, Судана, Пакистана, Афганистана, Конго и Шри-Ланки. Недавно к нам обратилось большое количество афганцев и тибетцев, нуждающихся в помощи. Поскольку мы работаем с определенной категорией мигрантов — людьми, которые покидают свои страны в поисках защиты, трудно говорить о тенденциях. Бегство людей зависит от политической ситуации и безопасности в странах. Например, в последние годы первыми пятью странами, граждане которых обратились за защитой во Франции, были граждане Афганистана, Бангладеш, Пакистана, Гинии и Кот-д’Ивуара.

Draftsy : С какими основными трудностями сталкиваются мигранты и люди, ищущие убежище во Франции и, в частности, в регионе Иль-де-Франс?

Сарфараз : К сожалению, у мигрантов много сложностей. Во Франции есть часть международных и национальных законов, предоставляющих определенные права просителям убежища и беженцам.

Например, лицо, ищущее убежище, имеет право получить быстрый доступ к процедуре получения убежища, финансовой помощи, право на проживание и удовлетворение других основных потребностей. После того, как человек, ищущий убежище, признан беженцем, он имеет право на получение карты резидента, проездного документа и право на изучение французского языка, а также возможность привезти во Францию свою семью.

Люди, чье ходатайство о предоставлении убежища получило отрицательный ответ, несмотря на это, могут получить минимальные бесплатные медицинские услуги (называемые aide médicale d’état), право на получение транспортной карты по сниженной цене, и, если они живут в регионе Иль-де-Франс, право на то, чтобы их дети ходили в школу. И все же в реальности, эти права очень сложно получить.

Одним из первых препятствий к этому является незнание языка, что ведет за собой недостаток информации. Большая часть мигрантов не говорит по-французски, и они понятия не имеют, как функционирует французская администрация и ее юрисдикция, что делает их полностью зависимыми от помощи и поддержки гуманитарных организаций и некоторых заинтересованных лиц. Кроме того, существует своего рода политическое нежелание предоставить администрациям и государственным службам, работающим с беженцами, адекватные средства для приема этих людей в хороших условиях.

Возьмем, к примеру, процедуру подачи заявления о предоставлении убежища в регионе Иль-де-Франс. С 2018 года Ofii (иммиграционная служба Франции) ввела систему записи на прием по телефону. Вновь прибывшие искатели убежища больше не могут идти напрямую в центр приема просителей убежища. Теперь им необходимо сначала позвонить по специальному номеру, чтобы записаться на прием. По этому номеру очень сложно дозвониться. Людям приходится каждый раз безуспешно ждать по телефону от 40 до 45 минут.

Они пытаются дозвониться несколько раз в день, на протяжении нескольких недель, а иногда даже и месяцев. И все это только для того, чтобы записаться на прием для подачи ходатайства о предоставлении убежища. В добавок ко всему эти звонки платные. Люди тратят на это деньги. Кроме того, невозможность записаться на встречу добавляет в их и без того нелегкие ситуации, много стресса и страха столкнуться с полицией и оказаться в проблематичной ситуации, особенно если во время контроля нет доказательств того, что они просят убежище.

Другой пример — внедрение дематериализованных административных услуг. Это серьезное препятствие для людей, просящих убежище и беженцев. Такие услуги, как подача заявления на продление вида на жительство, продление разрешения на проживание, подача заявления на воссоединение семьи или подача заявления на получение социальных прав или запись на прием, доступны только через Интернет. У людей больше нет возможности явиться в приемный пункт, чтобы подать заявку или записаться на прием. Это создает огромные проблемы.

С одной стороны, из-за того, что у многих ограниченные навыки работы с компьютером, сложности с пониманием французского языка. Все это влечет за собой трудности в понимании административных процедур. Для подачи заявки в режиме онлайн необходимо уметь самостоятельно работать на компьютере, уметь сканировать документы, прикреплять их к электронному письму, а затем отправлять файлы на сайты администрации. С другой стороны, очень сложно записаться на прием в режиме онлайн, потому что на сайтах доступно очень небольшое количество записей.

Все это приводит к дальнейшему ухудшению их положения. Потому что, если люди вовремя не предпримут необходимые шаги для оформления документов, они окажутся в нестандартной ситуации, что приведет к приостановлению их социальных прав, не говоря уже о потере работы или проблемах с полицией. Люди, в конечном итоге, обращаются за помощью к организациям. В свою очередь организации технически не готовы оказать помощь в новых административных «онлайн-процедурах». В настоящее время Dom’Asile и другие организациями борются за то, чтобы префектуры увеличили количество записей встреч и создали, по крайней мере, несколько пунктов приема для людей, которые не могут посылать свои документы через Интернет.

Draftsy: Как изменилась работа с мигрантами и отношение к ним во Франции за последние 10-15 лет?

Сарфараз: Я начал работать в Dom’Asile в 2004 году. За эти годы многое изменилось в том, что касается прав просителей убежища и беженцев. Закон об убежище и иммиграции реформировался дважды за последние шесть лет: в 2015 году правительством Франсуа Олланда и в 2018 году Эммануэлем Макроном. Каждая реформа усложняла положение мигрантов во Франции. Например, до 2015 года не было фиксированных сроков для подачи заявления о предоставлении убежища. В 2015 году был установлен срок в 120 дней для подачи заявления о предоставлении убежища после прибытия во Францию.

В 2018 году он был сокращен до 90 дней. В случае подачи заявления по истечении 90 дней дело заявителя рассматривается в рамках «ускоренной процедуры», которая имеет серьезные недостатки для предоставления статуса беженца. Кроме того, люди, дело которых рассматривается в рамках «ускоренной процедуры», лишены права на жилье и права на получение специального пособия для просителей убежища, что делает их чрезвычайно уязвимыми.

Несколько лет назад просители убежища получали пособие через банковский счет, который они могли использовать по своему усмотрению. Сегодня у них нет банковского счета. Они получают пособие по предоплаченной карте, которую они могут использовать только в определенных магазинах для оплаты основных нужд. С этих карт невозможно снимать наличные, что привело к разного рода неприятностям и проблемам. Одной из проблем стала потеря жилья.

Во Франции более половины людей, ищущих убежища, не размещены правительством. Они находят какое-то частное жилье, где им нужно платить небольшую арендную плату. Поскольку арендодатели не имеют возможности получать арендную плату по карте, они просят их вносить арендную плату наличными. С новым законом, люди, ищущие убежище, больше не могут платить наличными и в результате оказываются на улице.

Есть много примеров, которые показывают, что за 10–15 лет восприятие и отношение правительства к мигрантам и просителям убежища, изменились в худшую сторону. Мигранты подозреваются в том, что они приезжают во Францию исключительно для того, чтобы воспользоваться ее социальными льготами. Часто просителей убежища относят к «настоящим» или «фиктивным» беженцам.

Это изменение в восприятии и отношении четко отражено в новых законах об убежище и иммиграции. Новые реформы усложнили жизнь этим людям в том, что касается административного процесса и их социальных прав. К примеру, Дублинский процесс (который обязывает мигранта подавать заявление о предоставлении убежища в первой европейской стране, в которую он прибыл) причиняет людям огромные страдания, потому что, если администрация обнаруживает, что человек путешествовал через другую европейскую страну, она отказывает ему в убежище.

Часто человека отправляют в центр задержания, чтобы затем депортировать в страну, которая считается ответственной за рассмотрение его заявления. Однако в последних законах есть некоторые положительные изменения. Были приняты меры для привлечения талантливых и квалифицированных иммигрантов, такие как введение «паспорта таланта», выдача многолетней карты резидента и так далее.

Draftsy: Как вы думаете, что должно сделать французское правительство, чтобы страна лучше принимала мигрантов, лучше обращалась с ними? Есть ли что-то, что можно сделать на европейском уровне?

Сарфараз: Я думаю, Европе не нужно прилагать дополнительных усилий для спасения жизней и достоинства этих людей; ей просто нужно жить в соответствии со своими обязательствами. Европа, Франция и весь мир согласились защищать людей, бегущих в поиске убежища и прибывающих в их страны. У них есть юридическое обязательство по международному праву защищать беженцев. Они должны создать систему, с помощью которой люди, нуждающиеся в защите, могут приезжать в Европу, не подвергая дальнейшему риску свою жизнь, возможность легального въезда.

Вместо этого въезд беженцев усложняется за счет возведения стен и милитаризации границ. Это полностью противоречит подписанной ими международной конвенции о защите беженцев. Что касается Франции, то она всегда определяла себя такими ценностями, как братство, равенство, свобода всех видов и во всех аспектах жизни. Франция также определяет себя как «le pays de droit», страна прав. Страна, называющая себя «страной прав», должна делать это не только на бумаге, но также обеспечивать на практике доступность прав для людей, особенно для уязвимых категорий населения. Я думаю, что Франции нужно многое сделать, чтобы соответствовать той идее, которой она себя определяет.

Draftsy: Как деятельность Dom’Asile воспринимается государством и обществом?

Сарфараз: Я думаю, что во Франции высоко ценят работу Dom’Asile, а также всех гуманитарных организаций. Огромное количество людей очень чутко относятся к мигрантам и беженцам. Все-таки это часть французской традиции — возмущаться против несправедливости и выходить на улицы, если права людей не соблюдаются. В целом люди проявляют солидарность с гуманитарными организациями. Они поддерживают их финансово или через волонтерство, и делают это молча.

Вот почему вы не видите их в СМИ. Мы получаем большую поддержку от людей в виде пожертвований и их участия в качестве волонтеров в наших центрах. Фактически, все наши центры существуют благодаря волонтерам. В Dom’Asile мы работаем примерно с 200 волонтерами, которые сопровождают почти 10 000 просителей убежища. В координационной группе всего 4 сотрудника. Всю работу нашей ассоциации выполняют наши волонтеры.

Что касается правительства, они осознают важность работы, которую мы делаем, особенно в предоставлении административного адреса людям, которые в нем нуждаются, а также в помощи и предоставлении информации на нескольких языках, но я думаю, что мы часто вызываем у них негативную реакцию, потому что мы без колебаний осуждаем незаконные методы или их неэффективность в предоставлении просителям убежища достойных услуг.

Draftsy: Каков ваш прогноз относительно будущего миграции во Франции?

Сарфараз: Миграция является реальностью не только потому, что она неизбежна. Она необходима для прогресса человечества, для развития и обогащения стран с точки зрения экономики, культуры, искусства и науки. Одной из самых серьезных проблем для Франции и для Европы является старение населения. Привлечение экономических мигрантов, будь то сезонные рабочие или высококвалифицированные специалисты, должно стать серьезным вопросом для политиков во Франции и Европе. Иммиграция во Францию долгое время была очень острой проблемой. В частности, в период выборов, политики пытаются поляризовать французский народ вокруг этого вопроса. Созданы преднамеренные предубеждения против иммигрантов. Вы знаете, предрассудки, основанные на страхе, гневе и ненависти, могут изменить поведение и отношение людей. Именно это мы видим сегодня во Франции. Несмотря на то, что люди понимают необходимость мигрантской рабочей силы и квалифицированных специалистов для развития своей страны, они, все же, неохотно принимают «чужаков».

Вы можете ознакомиться с русскоязычной страничкой сайта ассоциации Dom’Asile пройдя по ссылке https://domasile.info/ru/

Draftsy был запущен в июне 2021 года и наш первый выпуск был посвящен теме дома. Поиск своих корней, бездомность и миграция крепко переплетены между собой. 18 декабря является Международным днем мигранта. Выбор этой темы для завершения года перекликается с темой дома с которой мы начали и тем самым завершает наш первый цикл.

В этом выпуске мы будет говорить о миграции во Франции, России и в мире в целом, о трудностях, с которыми сталкиваются люди, вынужденные покинуть свои страны в поисках лучшей жизни и убежища.

Мы попробуем разобраться в вопросах миграционной политики и социальных проблемах. Нам кажется важным привлечь внимание читателей к этой теме, потому что в современном мире все больше укореняется разделение мигрантов на «хороших» и «плохих», на легальных и нелегальных. Общество банализирует риторику на тему воздвижения стены на границе США и Мексики и установления колючей проволоки и стен вдоль европейских границ с целью «защиты» от нелегальной миграции. Средиземное море на протяжении нескольких лет является центром трагических событий, где гибнут тысячи мигрантов.

Во Франции и других европейских странах ужесточаются законы по отношению к гражданам, раздающим нелегальным мигрантам еду, помогающим в переезде из одной точки в другую и дающим им приют.

Мигранты пересекают границы в поисках лучшей жизни и в побеге от военных конфликтов. Они покидают свои страны по политическим, экономическим и климатическим причинам и рискуют своей жизнью, выбирая этот путь. В этом месяце мы хотим рассказать их истории.

Агриппина&Татевик

Пандемия, на удивление, положительно повлияла на мое искусство и творческий процесс. Я довольно долго откладывала свое искусство на задний план, никогда не используя его в своих интересах. Когда разразилась пандемия, я, как и большинство из нас, потеряла свою основную работу, но в итоге получила массу времени для творчества.

Наконец-то у меня появилось время закончить эти незавершенные картины, сделать наклейки и русинки, над которыми я работала некоторое время, и получить новые навыки, которые я всегда хотела приобрести.

Пандемия дала мне время и возможность инвестировать в себя и свое искусство. Это, в свою очередь, позволило мне начать свой малый бизнес, занимаясь любимым делом. Те долгие месяцы когда я сидела дома, и мне некуда было идти и нечего делать, подарили мне шанс сдвинуться наконец с мертвой точки и поверить в себя, как никогда раньше.

Не каждый день был радостным, но когда я просыпалась, зная, что все, что мне нужно было сделать в этот день, это работать над моими картинами, создавать новые идеи и проекты, и делиться ими с миром, мне было легче справляться с ежедневными заботами. Никогда раньше у меня не было возможности заниматься искусством в таком формате. Это было настоящее счастье прямо здесь; даже в это странное для всех время я ощущала постоянный поток энергии. Прошлый год был страшным и тяжелым для нас всех, и все же я благодарна ему за то, что он сделал для меня как для артиста.

Мэг Уэст это молодая художница, выросшая на Кейп-Коде. Она получила степень в области иллюстрации в Массачусетском университете в Дартмуте. Она описывает свой стиль как красочный, органичный и резкий. В настоящее время она живет в Баха Калифорния, Мексика, со своим парнем и двумя кошками.

Вы можете найти ее работы в @castor_creatives в Instagram и связаться с ней по адресу castorcreatives@gmail.com.

Пандемия повлияла на всех, но исполнители, которые зарабатывают на жизнь живыми выступлениями, пострадали сильнее остальных. Draftsy поговорил с мисс Вельвет Ленор, недавно коронованной Miss Florida Female Impersonation At Large, о том как общество поддержало артистов во время карантина.

Великолепная дрэг-квин с 27-летним опытом, мисс Ленор хорошо известна и уважаема в Южной Флориде за поддержку ЛГБТ-сообщества и молодых артистов начинающих карьеру в дрэг-шоу.

Draftsy: Мисс Ленор, как пандемия повлияла на ваше искусство? Было ли это влияние негативным, повлияло ли это на вашу способность участвовать в шоу и зарабатывать своими выступлениями?

Ленор: К счастью, я одна из тех женщин, которые не боятся копить деньги, так что лично я была в порядке, но пандемия нанесла ущерб многим людям в дрэг-сообществе. Многие исполнители боялись, что не смогут её пережить. Я благодарю Бога за поддержку местных жителей и за то, что мы могли проводить онлайн-шоу, не выходя из дома. Во время изоляции наши постоянные гости очень нас поддержали.

Д: Онлайн-шоу? Наверное, это потребовало от вас серьезных перемен?

Л: Да, мы нашли друга, который разбирался в компьютерах и помог нам выйти в Интернет и объединить всех артистов онлайн в одно большое шоу. Мы все сидели по домам и выступали через видео-чат. Наши гости которые обычно приходят в клуб чтобы увидеть шоу, смотрели его онлайн и платили нам через приложения для денежных переводов.

Д: Когда вы находились в изоляции, с какими трудностями вы сталкивались, и как это изменило ваше искусство и творчество?

Л: Из-за пандемии я взглянула на жизнь и подумала о том, что каждый творческий человек, независимо от того, какое искусство он создает, должен расти и помогать другим. Я решила взять под свое крыло молодых мужчин, которые хотели бы стать дрэг-исполнителями, но не знали, с чего начать. Многие парни хотят сделать карьеру в индустрии развлечений, но для них нет стартовой платформы. Поэтому я создала свою платформу и назвала ее «Бойлеск-шоу». Это позволило новым исполнителям начать заниматься дрэг-шоу, и проект удался — шоу взорвало Южную Флориду!

Д: Что было для вас самым важным в первые месяцы пандемии? Что вас поддерживало?

Л: Меня поддерживало знание того, что однажды я снова смогу увидеть свою семью и своих детей. Отсутствие возможности видеться со всеми в течение продолжительного времени помогло понять, что нам нужно больше любить друг друга, рассказывать близким о своих чувствах каждый день, и проводить больше времени с семьей. Нам нужно как можно больше совместных воспоминаний и встреч с близкими.

Недавно я потеряла из-за Covid-19 близкого человека, моего друга, который занимался дрэг-шоу, чтобы собрать деньги на благотворительность для детей. Мы организовали благотворительный вечер в его честь, и тысячи людей откликнулись. Его внезапный уход разбил мне сердце, он был таким здоровым и сильным. То, что его не стало с нами, открыло мне глаза на то, что мы должны быть рядом друг с другом и поддерживать друг друга в жизни. Никто не знает, что произойдет, и что ждет нас в будущем.

Д: Как вы думаете, стало ли искусство играть более важную роль в последние полтора года?

Л: Да, конечно. Когда бары снова открылись, я почувствовала, что общество стало лучше принимать нас. На самом деле сейчас дела обстоят даже лучше, чем до пандемии. Я работаю больше, чем когда-либо. Думаю, публика ценит нас больше, потому что видит, через что нам пришлось пройти. Они дарят нам любовь.

Люди так долго находились дома, только телевизор и могли смотреть. Им не терпелось выйти и посмотреть живые выступления после снятия ограничений. Все билеты на шоу были распроданы. Люди хотят выбраться и снова погрузиться в жизнь. Дрэг-шоу — это возможность для местных поужинать с семьей и друзьями, посмеяться, отпраздновать что-то и просто хорошо провести время. Клуб, в котором я работаю, переполнен каждую ночь.

Д: На ваш взгляд, странно ли, что люди в тяжелые времена склонны опираться на искусство, и в то же время творческие люди переживают трудности из-за того, что общество не поддерживает их средствами к существованию?

Л: Я лично считаю, что общество сделало все, чтобы поддержать нас в это время. Многие люди раздавали исполнителям подарочные карты для Publix (местный продуктовый магазин — ред.). Они нашли способы помочь нам собрать деньги, каждую неделю обращались к нам, чтобы узнать, нужно ли нам что-нибудь.

В местных ресторанах готовили обеды и бесплатно раздавали их исполнителям, которые не могли позволить себе купить еду.

Я чувствую, что общество действительно поддержало нас больше, чем когда-либо. Это действительно доказывает, что людям не все равно, и они понимали, что у нас не было возможности зарабатывать на жизнь. Многие исполнители живут от шоу к шоу, поэтому им было сложно. Не всем удалось накопить на черный день. Мы делились и помогали друг другу. В такие моменты мы должны держаться вместе.

Перевод сделан Евгенией Эль-Дубай.

Продолжающаяся пандемия во многих смыслах вызвала «перезагрузку» моей карьеры. Быть работающим художником с семьей и всеми связанными с этим обязанностями сопряжено со многими трудностями: сводить концы с концами — это всего лишь небольшая их часть. Я могу сказать, что мне более чем повезло за эти годы, многим нравились мои работы и люди их покупали.

До 2020 года у меня было неплохо с финансами и я достаточно хорошо справлялся и со всеми семейными обязанностями. Тем не менее, ощущалось некое напряжение в том, чтобы быть и продаваемым художником, и одновременно хорошим родителем и мужем.

Когда началась пандемия, она заставила меня взглянуть на путь, которым я шел, по-другому. Я взял перерыв в творчестве и погрузился в «нормальную» жизнь. Я начал работать в совершенно другой сфере. В этом были свои трудности, но самой большой из них было то, что чем дольше я находился вдали от кистей и красок, тем более некомфортно и тревожно я себя чувствовал.

Лишь недавно я начал маленькими шажками возвращаться к творчеству.

Несмотря на то, что на какое-то время я отказался от активного творчества, я смог продать довольно много работ без особого маркетинга. Похоже, что пребывание дома дало некоторым моим клиентам дополнительное время, чтобы они смогли лучше познакомиться с моими работами. У меня даже было три заказа на картины, которые загрузили меня работой на несколько месяцев.

Когда проводишь дома большую часть времени, в этом есть и свои плюсы. Эта пандемия была своего рода благословением. В нашем районе люди стали ближе друг к другу. Четыре семьи, которые живут по-соседству с нами, теперь проводят гораздо больше времени вместе; у нас были частые барбекю, совместные обеды и игры с детьми.

Мы вместе прошли и через хорошее, и через плохое. У некоторых соседей были родственники и друзья, которые, к сожалению, умерли.

Мое искусство на время отошло на второй план. Это новое чувство общности и семьи по большей части держало меня на плаву всё это время. Многие переболели короной, и взаимная поддержка людей в это время вызывает во мне невероятное чувство благодарности. Я не могу передать, насколько эта связь друг с другом стала одним из важнейших аспектов преодоления этой сложной ситуации.

Меня спросили о дисбалансе между тем фактом что в тяжелые времена люди склонны опираться на искусство, и в то же время творческие люди переживают трудности из-за того, что общество не поддерживает их средствами к существованию.

Я не вижу это как дисбаланс, а скорее всего подтверждение того, что жизнь это комбинации ситуаций, в которые попадает человек: какие-то из них мы можем контролировать, другие зависят от удачи. Я не питаю неприязни к людям, которым достается в жизни чуть больше, чем другим. Это неизбежно.

Общество это не безликая вещь, а собрание людей, и каждый человек делает свой собственный выбор или преодолевает обстоятельства, с которыми ему приходится справляться. Поэтому я не рассматриваю общественность как единую силу, которая обязана или не обязана что-либо давать художнику. Каждый раз, пытаясь развить эту идею, мы создаем гораздо более серьезные проблемы.

Возможно, чтобы глубже погрузиться в эту тему, я мог бы спросить о нашем коллективном представлении о том, что такое искусство. Возможно ли, что дисбаланс в успешности одних и отсутствии поддержки другим художникам может быть вызван тем фактом, что те, у кого есть средства для поддержки людей творчества, имеют другое представление о том, что такое искусство?

Я считаю, что мы все переживаем постепенное разрушение представления о том, что такое искусство, в том числе среди творческих людей. Слишком многие создают проекты, назвают их «искусством» а затем громко требуют поддержки своего творчества.

Подумайте, нужна ли Apple такая поддержка со стороны общественности для их iPhone или MacBook? Нисколько. Почему? Потому что ценность продукта очевидна, что приводит к созданию очередей в магазинах, люди сами стремяться купить то, что они продают.

Комната, полная грязи или груда кирпичей в художественной галерее не имеет такой ценности и служит только для того, чтобы бросить вызов зрителям. Это «искусство» часто отталкивает людей.

Нам нравится фраза «поддержка искусства», но, возможно, разговор стоит начать с того что мы понимаем под настоящим искусством.

Если мы начнем этот разговор, мы увидим, что многих художников уже поддерживают те, кто ценит и покупает их работы. Это не относится к учреждениям с постоянной низкой посещаемостью или лицам, создающим арт-проекты сомнительной ценности. Я верю, что искусство, имеющее ценность, как правило само находит поддержку.

Джон Санчес — художник, пишущий маслом. Он вырос в окрестностях Нью-Йорка и Нью-Джерси, обучался в Arts Students League of New York и имеет степень магистра искусств Международного университета Флориды. Джон описывает свой стиль как реализм. Он использует традиционную технику, чтобы изобразить современную реальность человеческой жизни, включая сцены в кафе, водителей Uber и городские пейзажи.

Он живет со своей семьей в Уэстоне, штат Флорида.

Вы можете подписаться на него в Instagram @johnsanchez и познакомиться с его работами на  www.johnsanchezart.com.  

Перевод сделан Евгенией Эль-Дубай.

Этим утром, читая новости, я узнала о появлении нового варианта Ковид-19, который кажется очень опасным. Санитарные ограничения ужесточаются во Франции, некоторые близлежащие страны уже приняли решение о новом локдауне. У меня сжимается горло. Помню то же самое ощущение у меня было в прошлом году.

11 марта 2020 года я хотела запустить свой новый проект, в предоставленном мне зале, в окружении друзей. Это должен был быть праздник, весна, запуск чего-то прекрасного.

Нам советовали не выходить из дома. На следующий день было официально объявлено о локдауне. Несколько месяцев я провела в изоляции с моим партнером и нашим двухлетним сыном.

Так проходили день за днем, было тысячи дел и в то же время никаких. Мы беспокоились об этом неизвестном вирусе. Ни прогулок, ни турне, ни публики.

Окна социальных сетей и новостная лента стали фоном жизни. Культура не вошла в список отраслей “первой необходимости”.

В голове каждый день крутилась тысяча вопросов. А вдруг мы не откроемся снова? Если мне придется сменить работу, чтобы выжить, что я буду делать, чем заниматься? Вопросы остались без ответов.

Я снялась в нескольких видео, сделанных вместе с друзьями-артистами. В одном из них моя подруга Джудит показывает нашу группу друзей. Мне кажется, что у нее неплохо получилось.

Французское правительство выделило средства, чтобы артисты, художники и деятели культуры, имеющие временные контракты, могли выжить. В эту категорию вошли не все.

Мне повезло — я вошла в группу артистов которым дали поддержку. Казалось бы, нужно радоваться и спокойно ждать конца пандемии. Но нет, я чувствую необходимость творить, вступать в общение с пламенной публикой.

Я смотрю ну эту страницу, остающуюся все такой же пустой, из-за отсутствия вдохновения, из-за отсутствия окружающего мира, увлекательных разговоров и абсурдных идей, которые укореняются при взгляде на картину в музее, или при наблюдении за людьми на улице и в метро.

Кажется, что этот маленький ад никогда не закончится.

Затем, когда санитарная ситуация улучшилась, нам стали разрешать ненадолго выходить на улицу. Я смогла вернуться на репетиции. Я вновь смогла увидеться со своими коллегами, прослезиться от нахлынувших эмоций и неизменного запаха театральных кулис, смеси огнестойкой краски, пыли, и старых, ушедших страхов.

Я почувствовала, что мой голос стал более зрелым, как может быть и я сама.

Культурным заведениям потребовалось много времени, прежде чем они смогли снова принимать публику. Я участвовала в манифестациях, чтобы театры и концертные залы снова открыли. Холодным апрельским утром, я стояла перед театром Одеон в поддержку всех художников и артистов, имеющих краткосрочные контракты, и в поддержку студентов, занимающих театры в Париже и повсюду во Франции.

В какой-то момент мы получили право снова играть спектакли в школах. Я воспользовалась этой возможностью и бросилась туда вместе с молодой театральной группой, которой я многим обязана.

Со временем, мы снова смогли организовывать «настоящие» концерты, играть нашу музыку, встречаться с душевной и благодарной публикой. Было ощущение, как будто мы нашли старых друзей спустя долгие годы и как будто ничего не изменилось.

Моя жизнь снова полна музыки и сцены. Мне удалось возобновить работу над моим проектом, проводить концерты для зрителей от мала до велика, чаще чем когда-либо раньше.

Я потеряла связи с людьми в этом бою, я оплакала свою стереотипную карьеру и простилась с ней, чтобы придумать что-то удивительное и революционное.

Некоторые дни были почти беззаботными. До сегодняшнего дня.

Маша Лемэтр, исполнительница классической музыки, живет и работает в Париже. Она получила музыкальное образование в Нормальной Школе Музыки в Париже (Ecole Normale de Musique de Paris) и закончила магистерскую программу для взрослых в Нотр-Дам де Пари.

В этом эссе Маша делится мыслями о том, через что проходит искусство и его творцы в этот неоднозначный период между локдаунами прошлого года и потенциальными новыми санитарными ограничениями.

Вы можете ознакомиться с ее проектом на сайте https://www.magique-lyrique.fr/

Термин «средний метр» используется в кино крайне редко. Мы живём в мире полнометражных и короткометражных фильмов. Во Франции этот термин официально не признается, но это не мешает существованию среднеметражных фильмов. «Средний метр»– это ленты с условной длительностью от 30 до 60 минут.

Среднеметражные картины очень редко выходят на экраны кинотеатров, что ставит формат в оппозицию к традиционному кинематографу. В то же время, Национальный центр кинематографии Франции попросту не признает существование данного формата и субсидии на кинопроизводство распространяются на короткометражные (с 1 по 59 мин) и полнометражные (от 60 мин) фильмы.

С 2004 года в южном французском департаменте Коррез проходит единственный на тот момент фестиваль среднеметражного кино в мире, Festival du cinéma de Brive (Кинофестиваль в Брив), также именуемый Rencontres internationales du moyen métrage (Международные кино-встречи среднеметражных фильмов).

В 2017 году начинает свое существование другой кинофестиваль среднего метра, он называется FLiMM, Festival libre de moyen métrage (Свободный фестиваль среднеметражного кино). Фестиваль организовали Агат Дебари (Agathe Debary), Анабёль Авантюрэн (Annabelle Avanturin), Тибо Жакэн (Thibaul Jaсquin) и Тэо Карэр (Théo Carrère). Несколько изданий спустя к ним присоединились Тома Поло (Thomas Paulot) и Бюль Мэнян (Bulle Meignan).

Фестиваль проходит в стенах арт сквота DOC в 19м округе Парижа, который существует с 2015 года. В этом сквоте живут и работают около ста артистов разных дисциплин. DOC является ассоциацией не имеющей коммерческих целей: все решения касательно организации мероприятий принимаются согласовано членами административного совета.

Свобода фестиваля среднеметражного кино выражается в нескольких формах. В первую очередь он свободен в цене сеансов: каждый может заплатить столько сколько может и считает нужным. Такой подход к ценам выражает социальную, политическую и культурную позицию организаторов.

Фестиваль также является свободным, потому что он не основан на соревновательном аспекте. Он не выдаёт призов за лучшую режиссуру или сценарий. Фестиваль работает по принципу общедоступности, а также открытого и уважительного диалога. Каждый может прийти посмотреть кино, обсудить его с другими зрителями и с режиссёрами, которые чаще всего представляют свои сеансы.

На участие в фестивале принимаются фильмы всех жанров, но количество документальных лент преобладает. Это объясняется тем, что чаще всего именно документальные фильмы имеют среднеметражную длину.

Темы фильмов, которые отбираются на фестиваль, часто являются социальными. Команда фестиваля придерживается активной общественной позиции и старается показывать современное кино, которое не боится задавать сложные и неудобные вопросы; кино с героями, которых не часто встретишь в сегодняшнем кино. Зачастую это картины, которые описывают кусочек чьей-то истории или жизни целой страны. Фильмы гибридной формы, отклоняющиеся от стандартных норм, очень приветствуются.

Пандемия внесла свои коррективы в четвертый фестиваль FLiMM в 2020.

Несмотря на угрозу локдауна, организаторы готовились к фестивалю в обычном режиме. За пять дней до его начала власти города ввели комендантский час с 9 вечера до 6 утра. Все вечерние сеансы и один показ вне стен сквота пришлось отменить. Зрители были вынуждены уходить с показов в 8.30 вечера, чтобы соблюсти комендантский час. Несмотря на пандемию, на фестивале было очень много зрителей, что стало сюрпризом для организаторов и волонтёров. Всем было грустно уходить так рано. Как никогда хотелось быть вместе и обсуждать кино и не только. На следующий день после окончания фестиваля был объявлен национальный локдаун. Все музеи и кинотеатры снова закрылись.

FLiMM это в первую очередь фильмы, но это также большая семья друзей и родственников команды, которые учувствуют в фестивале и его организации на волонтёрской основе. Техническая подготовка начинается за неделю до фестиваля. Фильмы показывают в двух кинозалах, один из которых сооружается почти с нуля. Это выставочное пространство с белыми стенами, которое обустраивается ковролином и театральными шторами, которые, кстати, второй год подряд дает на прокат один из крупнейших театров Парижа. Последний день фестиваля отводится на генеральную уборку.

В этом году волонтёры фестиваля вместе со столярами сквота даже соорудили барные стойки из дерева. Бар — это тоже очень важное пространство фестиваля, именно там все собираются после показов выпить пива по доступной цене и обсудить просмотренные фильмы. Также в баре можно поужинать, заплатив сколько можешь перед последним сеансом. Команда поваров-волонтёров заранее готовит меню, хитом которого являются итальянские аранчини.

Ввиду того, что фестиваль основан на волонтерской работе, в том числе и организаторов, он всегда проходит с вечера пятницы (вечер открытия) до вечера воскресенья. Это всегда очень насыщенные выходные. Ну а для организаторов и волонтёров остается ещё и понедельник демонтажа и уборки чтобы обсудить все события фестиваля!

https://flimm.work

https://www.instagram.com/flimmfestival/

Прошлый год навсегда изменил наш мир и нашу жизнь. Мы научились общаться издалека, работать из дома, носить маски и здороваться без объятий и поцелуев.

Для многих искусство в его многих формах стало в это время спасением и опорой. Любимые книги и музыка, старые фильмы и онлайн галереи картин поддерживали нас во время карантинов и лок-даунов, давали надежду в моменты, когда все остальное в мире казалось непрочным.

В то же время, с закрытием музеев и театров, запретом на концерты и фестивали многие артисты оказались без работы и способа заработать на жизнь. Во всех странах мира они пытались выжить в прямом и творческом смысле и продолжать создавать объекты искусства несмотря ни на что.

В этом месяце мы хотим рассказать их истории и поговорить об искусстве. О том как оно нас спасает и как иногда спасать нужно его.

Агриппина&Татевик

Что такое устойчивое развитие общества? Что делать с надвигающейся экологической катастрофой? Какова роль каждого из нас в этом процессе? Эти и другие вопросы Draftsy обсудил с Нелей Рахимовой, создательницей Открытой школы устойчивого развития.

D: Неля, ты не только основательница Открытой школы, но также являешься активисткой в области устойчивого развития и координатором Коалиции за устойчивое развитие страны. Ты несомненный специалист в этой теме. Какое определение устойчивого развития кажется тебе наиболее точным и современным?

Н.Р.: Устойчивое развитие это концепция, которая описывает существование человечества на планете, при котором мы можем жить гармонично с природой, удовлетворять наши экономические и социальные потребности так, чтобы будущие поколения могли также в свою очередь удовлетворить свои. В 80-х годах был использован перевод «устойчивое развитие», а на русском языке было бы логичнее сказать сбалансированное развитие, что означает, что мы живем в балансе как с природой, так и с будущими поколениями. Это не просто какая-то теория. Концепция устойчивого развития получила политическое признание. Различные декларации были подписаны по этому поводу членами ООН.

D: Ты живешь в Германии, но деятельность школы и коалиции направлена в первую очередь на российскую публику. С чем это связано и с какими сложностями ты сталкиваешься в связи с жизнью и работой в двух странах?

Н.Р.: Я бы не сказала, что деятельность школы направлена только на российскую публику, но скорее на  русскоязычную. Конечно, коалиция российская и ее деятельность действительно направлена на Россию. Основные сложности, с которыми я сталкиваюсь, это конечно тот факт, что не всегда возможно присутствовать на каких-то мероприятиях, происходящих в России. Очень много всего организуется в Москве. И когда мне не удается туда попасть, это означает потерю каких-то возможностей, потерю контактов и финансирования. Несмотря на то, что я не нахожусь в России, меня признают как эксперта, приглашают выступать. С одной стороны, живя в Российской Федерации я, возможно, могла бы сделать больше. С другой стороны, если говорить о безопасности и свободе слова, я не знаю в каких обстоятельствах я могла бы оказаться. Возможно, мне пришлось бы приостановить свою деятельность. Поэтому мне очень сложно говорить об этом в сослагательном наклонении.

D: Есть ли в России аналоги Открытой школе?

Н.Р.: Я знаю, что в стране появилось очень много экологически направленных организаций и проектов. Организации, которые занимаются устойчивым развитием и просвещением, чаще всего являются нашими партнерами, используют наши материалы и ссылаются на Открытую школу в своей деятельности. Или же это проекты другой направленности, которые работают по различным вопросам, как климат и бизнес.

На сегодняшний день я не знаю организации – аналога нашего проекта, с которой мы бы конкурировали. Нас очень приглашают читать лекции в школы эко-тренеров, используют наши материалы и графики.

Я понимаю, что я все-таки узконаправленный специалист. А если говорить про вовлечение гражданского общества в этот процесс, то я думаю, что на сегодняшний день нет никого, кто мог бы говорить о повестке устойчивого развития в этом контексте. Поэтому и появилась идея создания Коалиции за устойчивое развитие страны (КУРС), которая собралась вокруг меня. Нам удалось привлечь в нее достаточно крупные организации благодаря тому, что Открытая Школа известна в определенных кругах.

D: Неля, твоя школа существует уже восемь лет. Она известна в России и за ее пределами. Ты проводишь семинары и встречи, выступаешь на конференциях. На твой взгляд, заметны ли какие-то сдвиги в России в сфере устойчивого развития?

Н.Р.: Основные сдвиги происходят в бизнес-сфере, что обусловлено в первую очередь международной конкуренцией. Инвесторы смотрят на то, насколько компания экологически и социально устойчива. Создаются рейтинги и, соответственно, инвесторы предпочитают вкладываться в «зеленые» компании. Несмотря на политическую изоляцию, российские компании начинают ориентироваться на международные бизнес-практики, иначе они могут потеряться. В результате бизнес в России лидирует в повестке устойчивого развития, но не стоит, конечно, обольщаться по этому поводу. Лидерство в отчетности и осведомленности о том, как вести бизнес в гармонии с природой и обществом не всегда означает что конкретные бизнес-практики меняются, что очень печально. Если честно, мне до сих пор некомфортно работать с коммерческими организациями, потому что мне часто кажется, что за их словами ничего не стоит. Поэтому я считаю, что устойчивое развитие — это ответственность государства. Именно оно должно определять стандарты и лимиты того, как работает бизнес.  На этом фронте есть прогресс, но не такой быстрый как хотелось бы. Да, в стране появился Совет при Министерстве Экономического Развития, и Россия наконец признала факт изменения климата из-за действий человечества. Однако, если мы посмотрим на действия министерств и на российское законодательство, в реальности ничего не происходит. 

В результате в этой сфере все еще застой и откат к старым позициям, несмотря на огромное количество встреч и форумов на тему устойчивого развития. То же самое происходит в отношении гражданского общества. Конечно, сдвиги какие-то есть, но они больше несут формальный характер. Например, если мы посмотрим на аспекты прав человека, свободы слова и гендерного равенства, в этих вопросах идет полная деградация к устаревшим взглядам.

D: Ты была координатором первого Гражданского Обзора о реализации Целей устойчивого развития (ЦУР), вышедшего в 2020 году. Расскажи в паре слов о цели этого доклада. Как его встретили в России? Что из доклада было принято властями на заметку?

Н.Р.: Задачей нашего доклада был независимый анализ реализации Целей устойчивого развития в России экспертами гражданского общества. В нашем докладе приняли участие как отдельные активисты, так и значимые НКО и представители академического сообщества. Конечный результат нашего доклада значительно отличался от государственного доклада, который также вышел в том году. Черновик официального доклада был очень обширным, и включал много важной информации от специалистов, но потом его сократили и оставили только то, что нужно. Наш же доклад открыто заявил об острых проблемах российского общества.

D: Ты читала официальный доклад?

Н.Р.: Я даже участвовала в его разработке и входила как минимум в три рабочие группы. Участие в формате удаленного включения было тогда невозможным. В то время все собрания проходили в основном в очном режиме, и мои коллеги нечасто использовали онлайн встречи. Сегодня это было бы по-другому. В итоге проблема официального доклада заключалась в том, что регионы не были включены в работу. 

У нас все было наоборот. Когда мы начали работать над Гражданским Обзором, мы постарались включить в процесс регионы, сделать так, чтобы все было открыто и доступно. Мы решили не фильтровать участников, не проводить закрытых встреч. Любой гражданин, желающий принять участие в обсуждениях, мог зарегистрироваться. Мы размещали информацию с предложением поучаствовать в разработке доклада на крупных социальных порталах. 

Мы хотели дать независимую оценку ситуации, и я дополнительно поставила себе цель представить российское гражданское общество на международном уровне. Про Россию все еще знают не так много. Европейцы мало работают с нашим регионом и Восточной Европой, потому что все внимание и ресурсы сосредоточены на развивающихся странах Африки, Южной Азии и Латинской Америки. Я считаю, что наша цель была достигнута. Мы получили отклик от различных международных агентств.

Мне сложно судить какие аспекты доклада были взяты правительством на заметку, потому что у нас нет нормальной коммуникации на эту тему. Нас, конечно, поблагодарили за активную позицию на нескольких международных мероприятиях. Самое позитивное, что мы получили со стороны государства — это реакция Чубайса. Он открыто выступал с заявлениями о том, что наш обзор должен рассматриваться параллельно с официальным докладом об устойчивом развитии.

D: В недавнем отчете Межправительственной группы экспертов по изменению климата, человечеству был вынесен горький приговор: наша деятельность наносит огромный урон планете и некоторые изменения в природе и климате являются необратимыми – как минимум в перспективе нескольких сотен лет. На твой взгляд, что необходимо предпринять правительствам государств, чтобы хоть как-то уменьшить эффект приближающейся катастрофы?

Н.Р.: Хоть что-то предпринять!

D: Будет ли достаточно этого «хоть что-то»?

Н.Р.: Это сложный вопрос. Мы движемся в этот ад на поезде без тормозов. Но опускать руки тоже не стоит. Нужно устанавливать жёсткие лимиты на влияние промышленности на климат. 

Россия в списке государств, которые ничего не делают для предотвращения экологической катастрофы. Наша страна признала реальность необратимого процесса изменения климата и выразила желание действовать. Но опять же все понимают, что все цели, которые правительство устанавливает, либо уже достигнуты, либо будут достигнуты без вмешательства государства. 

Что это значит? Чтобы соответствовать международным нормам, нужно уменьшить выбросы промышленности на определенное количество процентов, беря за основу уровень 1990 года. В Советском Союзе был очень высокий уровень промышленных выбросов. После распада Союза и начала экономической регрессии все производства остановились и, соответственно, выбросы сократились. Россия до сих пор использует факт того что мы не вернулись к уровню 1990 года, как доказательство сокращения влияния промышленности на климат. Когда нам говорят, что мы четвертая страна в мире по выбросам (первые три — США, Китай и Индия. Если мы объединим все страны Евросоюза, Россия будет на пятом месте), мы отвечаем, что мы уже их сократили. Часто слышна аргументация: «А посмотрите на США, они вообще ничего не делают. Почему мы должны что-то предпринимать?». 

Я не могу сказать, что я специалист по климату, но нужно трансформировать мировую промышленность. Необходимо провести декарбонизацию экономики, которая включает три основных составляющих: переход на возобновляемые источники энергии везде где это возможно; электрификацию и перевод всех технологий, которые работают на ископаемых технологиях, на электричество; и энергоэффективность промышленности. 

Сейчас очень много говорят о зеленом водороде. Действительно, это технология, которая может использоваться как природный газ. При этом, когда он будет сгорать, образуется вода. Но для производства водорода нам необходимо много энергии. По сути, если мы производим зеленый водород при помощи источников возобновляемой энергии, то мы придем к глобальной цели консервации энергии.

Возвращаясь к трансформации экономики с помощью возобновляемых источников энергии, электрификации и энергоэффективности, нужно отметить, что процесс должен руководствоваться принципом справедливого перехода. Декарбонизация должна происходить с учетом социальных аспектов. К примеру, если завтра Франция решит отказаться от атомной энергии, а Россия от угля и нефти, то государства должны обеспечить трудоустройство всех граждан, потерявших работу в результате этой реформы. 

D: Как мы, обычные граждане, можем помочь нашей планете?  

Н.Р.: Есть два возможных пути. Человек может быть рациональным потребителем и вести себя в обществе с точки зрения устойчивого развития, соблюдая принципы социального равенства. Или же он может выйти на более высокий уровень и начать включаться в работу с государством, пытаться различными способами влиять на политику. Одним из способов влияния является голосование. К примеру, в столице Германии недавно прошли выборы и зеленая партия заняла второе место с минимальным отрывом от более традиционной партии социал-демократов. Серьёзные изменения в обществе могут начаться и с реформы законодательства.

D: Если бы ты могла отправить послание в будущее, чтобы ты написала нашим потомкам?

Н.Р.: Я думаю, что лучше написать тем, кто в прошлом, и призвать их к действию. Я, наверное, не готова еще писать письмо в будущее, потому что нахожусь в процессе борьбы. Если наступит момент, когда я пойму, что уже больше ничего не смогу сделать в настоящем, тогда я сяду писать примерно такое письмо: «Дорогое будущее поколение, я сделала все что смогла, но результат вот такой, простите, мы правда старались!»  

Современная экономическая западная модель общества производит неограниченное количество отходов. Во Франции, например, эта цифра достигает 38 миллионов тонн в год.

Ещё в далёком 1884 году Префект Парижа Эжен Пубель постановил, что отходы нужно собирать и складывать в предназначенные для этого баки, накрывающиеся крышкой. В честь него, кстати, и названы современные мусорные контейнеры (poubelle в переводе с французского – мусорное ведро). Нововведение позволило городским властям очистить парижские улицы и послужило стартом традиции сортировки отходов.

Центры переработки мусора существуют в Париже с 1886 года. Тряпичники собирали бумагу, ткань, кости и консервные банки, другие рабочие отбирали железо, гончарные и эмалированные изделия. После тщательного отбора оставались лишь органические отходы, которые перемешивались с землей и шли на нужды сельского хозяйства. Остальные отходы сжигались, перерабатываясь в пар и электричество.

Закон о сортировке мусора был принят во Франции в 1992 году, но лишь с конца 2002 года он исполняется во всех округах Парижа.

Парижане выбрасывают мусор в три разноцветных контейнера. Желтый предназначен для пластика и бумаги, белый — для стекла, зеленый для бытового мусора. Лишь в нескольких округах Парижа используется четвертый отдельный коричневый контейнер для пищевых отходов.

Главная задача сортировки мусора – переработка его в ресурсы. Для успешной переработки нужно уделять огромное значение сортировке и сбору мусора. И если до 2020 года часть пластиковых и бумажный упаковок перерабатывалась, а другая нет, то теперь процесс сортировки упрощён и все части упаковки можно выбрасывать в жёлтый контейнер.

Простым примером является, например, упаковка из-под печенья, которая, чаще всего, во Франции состоит из картонной коробки, в которой находится пластиковая упаковка, покрытая пластиковым листом. До 2020 года в переработку шёл лишь картон, а сейчас в большинстве округов перерабатывается вся упаковка. С 2023 все пластиковые упаковки будут идти на переработку.

Сортировка мусора до сих пор не стала повсеместной привычкой, этот процесс все еще вызывает вопросы у горожан.

В итоге одной из главных задач успешной переработки отходов остается информирование людей. Высокотехнологические центры переработки мусора — огромный прогресс, но для того, чтобы они работали эффективно, отходы нужно правильно сортировать уже на первом этапе, в домах парижан.

В этом и заключается главная проблема. На мой взгляд, никто не знает на сто процентов как правильно сортировать и выбрасывать мусор.

На эту тему существует множество городских легенд: стоит ли сплющивать пластиковые бутылки? Так они занимают меньше места, но возможно в сплющенном виде бутылки не примут в расчёт в центре переработки. Фольгу теперь тоже можно выкидывать в желтый контейнер, но оказывается для этого ее нужно формировать в шары размером с теннисный мяч.

У меня до сих пор много вопросов и огромное желание сортировать мусор правильно. Я отношусь к тем людям, которые понимают, что переработка мусора в ресурсы – это очень важный процесс, но отсутствие централизованной и доступной информации мешает нам делать это правильно и эффективно.

Для некоторых горожан неважно, что происходит с мусором — лишь бы он не был на глазах. Винить таких людей сложно, это еще одно последствие отсутствия информации и социального воспитания.

Существует много различных инициатив по уменьшению количества мусора: многоразовые контейнеры и покупка продуктов на развес без пластиковых упаковок, например. Однако, эти нововведения чаще всего касаются органических супермаркетов, и остаются исключением из правил. Большинство горожан покупает продукты в обычных магазинах, а значит количество мусора в парижских домах не уменьшается.

Информирование населения о сортировке и переработке отходов является ключевым элементом процесса. Не все приходят к осознанию важности разделения мусора сами, для широкого распространения этого явления нужны образование и просвещение. На мой взгляд, этому должны учить в школе для того, чтобы формировать в новых поколениях правильную социальную позицию.

Юлиус — архитектор. Он живет в самом сердце девятнадцатого округа Парижа. Несколько лет назад, вместе с соседями, Юлиус посадил во дворе их огромного здания огород. С этого момента работа над садом превратилась в захватывающий проект. Соседи делят труд в саду и его плоды. Всего за несколько лет им удалось создать маленький островок природы в каменных джунглях Парижа.

В интервью для Draftsy Юлиус согласился рассказать о том, как работа над садом изменила жизнь обитателей парижской высотки.

Д: Юлиус, скажи, что было для тебя главной мотивацией для создания этого общего сада?

Ю: Ну что же, изначально мне захотелось создать «сад», а уже позднее пришла идея сделать его «общим». Моей первичной мотивацией было удовольствие от наблюдения как из семян появляются проростки, и как растения дают плоды. Мне нравилось наблюдать за пчелами, прилетающими собирать нектар, за дождем и за солнцем, делающими свою работу. Я начал экспериментировать с помидорами на своем балконе, на 12 этаже. Несколько лет этого было достаточно, чтобы чувствовать близость к природе. Мне кажется, наши личные обязательства по отношению к природе являются первыми и необходимыми элементами для нашего экологического существования в обществе.

В тоже время, я искал возможность нарушить исторические нормы, связанные с городскими зелеными насаждениями, которые по своему назначению являются исключительно декоративными и рекреационными. Что вы делаете в парках больших городов? Вы наслаждаетесь бегониями, бегаете трусцой, устраиваете пикники на траве с друзьями и стараетесь не испачкать свою выходную одежду травой и грязью. В каком-то смысле вы относитесь к ней как к большой веранде с цветочными горшками, пристроенной к гостиной, знакомой и привычной. В парках полно знаков, ограничивающих свободу, которая все еще царит в лесах.

Моя первая идея заключалась в том, чтобы тайно посадить несколько «неприглядных» сельских овощей на прекрасных клумбах парижских парков. Эта мысль привела меня к идее «общего сада», потому что городское пространство и социальные нормы немыслимы без разделения, без совместного проживания. Отменить большие города нельзя, но можно попробовать изменить их. Так моя связь с природой превратилась в своего рода любовный треугольник: природа, общество и личность. Я обнаружил много единомышленников в Париже, и на самом деле это массовое движение уже некоторое время продолжается по всей Европе. Одних движет мотивация возвращения к корням, других — надвигающаяся экологическая катастрофа, сокращение численности пчел и изменение климата. Идея состоит в том, чтобы вернуть себе городские парки и сделать столицу более зеленой для горожан.

Некоторые из этих мелиорированных территорий представляют собой крошечные островки зелени: в городах Германии, а недавно и в Париже, люди начали «осваивать» территорию площадью три квадратных метра вокруг тротуарного дерева и сажать полевые цветы, тыквы и многое другое. Остальные временно заселяют участки снесенных старых построек. Муниципальные власти начали следовать этой массовой тенденции и теперь оказывают горожанам помощь в озеленении, что было немыслимо двадцать лет назад. В Париже существует множество таких инициатив, и в настоящее время общественные сады часто включаются в новые жилищные проекты. Мне посчастливилось жить в многоквартирном доме с большой прилегающей зеленой территорией и делить ее с соседями-единомышленниками. Мы попросили владельца здания выделить нам участок под городское озеленение. Он дал нам шанс. Отчасти потому, что, хорошо это или плохо, экология в последнее время стала модным увлечением для жилищных компаний, а отчасти потому, что таким образом он экономит на расходах на уход за газонами. Теперь у нас есть сад площадью 600 квадратных метров, что немало для города, который является одним из самых густонаселенных мест в мире. Так появился наш сад, и мы только что собрали третий урожай.

Д: Каковы были первые шаги для тебя и твоих соседей, когда решение садить сад было принято?

Ю: Первые шаги заключались в попытке договориться о том, что и как мы хотим делать, и как мы видим финальный проект. Это (все еще продолжающееся) обсуждение не привело к волшебной материализации сада, но его все же стоит упомянуть. Франция — страна с очень сильными традициями общественного сознания и кооперации. Любой разговор может быстро вылиться в горячие дебаты о социальном и политическом устройстве. От идеи выделения земли в индивидуальное пользование мы отказались с самого начала. Будем ли мы коллективным садом или общим? Этот вопрос озадачил бы человека из какой-нибудь северной страны, но разногласия по нему были почти фатальными для нашей группы. Шаги, которые действительно продвинули создание сада, заключались в том, чтобы встать из-за стола в середине обсуждения, перейти на наш участок, построить деревянные рамы для клумб и начать копать. Со временем мы собрали средства на покупку древесины и инструментов, а также на замену неплодородной почвы. Мы научились вместе наслаждаться тем, чем раньше наслаждались в одиночку на балконах: наблюдать, как цветут цветы и созревают овощи и фрукты. Это особенное удовольствие для горожанина — спуститься на лифте в сад за зеленым салатом и огурцами на ужин — посреди Парижа!

Д: Кто тебе помогал? Сколько человек участвовало в проекте? Сколько времени ты сейчас проводишь в саду?

Ю: Владелец земли – частная компания социального жилья — выделила нам бюджет на наши капитальные расходы: древесину, оросительные трубы и новую почву. Планы, персонал и логистика исходили исключительно от нашей группы. Это включало в себя все виды ноу-хау, от плотницких работ до сантехники. Наша группа очень разнообразна по профессиям, но почти все они имеют профессиональное образование «белых воротничков». Есть оперные певцы, математики … Нам пришлось во многом полагаться на мой профессиональный опыт архитектора. Многие очень специфические знания, особенно когда речь идет о садоводстве, мы получаем из онлайн-ресурсов, YouTube и так далее. Вначале у нас было около 30 участников, но сегодня нас около 5-10 садоводов, из тех, кто приходит на огород постоянно. Поскольку мы обладаем чрезвычайно разнообразными навыками и возможностями, одни работают с почвой, другие организуют мероприятия, занимаются оформлением документов или делают фотографии для архива. Мы все еще находимся на стадии «инвестиций», приведение всего в порядок занимает много времени, но, в отличие от повседневной работы, объем труда во многом зависит от сезонов. Мы ищем внешнее финансирование, и в этом году французское правительство создало общегосударственную финансовую помощь специально для городского садоводства. Я надеюсь, что эта реформа поможет нам купить деревья и материалы для садовой мебели.

Д: Как вы разделяете обязанности по уходу за садом и урожай?

Ю: Мы никогда не устанавливали четкий состав группы. Однако у нас есть несколько базовых правил: никакого индивидуального присвоения земли и никакой иерархии власти (за исключением того, что я являюсь своего рода негласным лидером). Мы компенсируем отсутствие четкой структуры импровизацией. Я считаю, что это делает из нас анархистов, но мы не ограничиваем себя политическими определениями. Однако существует неписаное соглашение о том, что мы будем придерживаться экологических практик и философии. Существует большой разрыв между временем и усилиями, которые люди вкладывают в хобби, и реальными потребностями ухоженного сада, который просто погибнет, если его вовремя не полить. У нас есть группа в WhatsApp, где мы общаемся и стараемся быстро реагировать на погоду и при необходимости вызывать подкрепление для ухода за садом. Иногда желающих помогать нет, и растения могут завять. Хотя у нас нет иерархической структуры, мы назначили руководителей технических областей: одни отвечают за цветы, другие за овощи, третьи за бюджет, компост и так далее. Большинство этих инициатив возникает спонтанно, и человек, который представляет идею, обычно несет ответственность за ее реализацию. Выбор руководителя путем голосования было неактуальным, поскольку несколько человек редко озвучивают одну и ту же идею. Некоторые участники процесса призывали использовать голосование для вынесения решения по каждому мелкому вопросу, но это оказалось не только контрпродуктивным, но и отнимающим много времени, главным образом потому, что садоводство включает в себя тысячи мелких решений, которые носят чисто технический характер. Например, группа может беспристрастно проголосовать за посадку гороха вместе с луком, но эти две культуры никогда не будут хорошо расти вместе. Некоторые решения менее очевидны, потому что существуют различные философии садоводства. Мы по-прежнему расходимся во мнениях по поводу того, должны ли мы стричь газоны «по-английски» или позволять им разрастаться в дикой природе в духе «французского сада». Мы должны выслушать все «за» и «против» и поставить вопрос на голосование.

Поскольку земля используется всеми, мы делимся плодами сада наиболее справедливым образом. Наш урожай пока недостаточно велик, чтобы установить квоту для его распределения, поэтому совместные обеды, приготовленные из наших овощей и фруктов, являются символическим актом раздела плодов наших трудов.

Городское садоводство и экологическое сознание имеют сильную социальную связь, почти родство. Даже среди жителей нашей высотки с видом на сад наша группа и ее деятельность вызывают любопытство и разговоры. В этом смысле наша деятельность сильно отличается от деятельности профессионала в сельском хозяйстве, ухаживающего за своим малоизвестным сельским садом: это неизбежно театральная сцена, на которую смотрят другие горожане. Это может показаться немного негативным, но в то же время это форма прямого действия по изменению традиционного городского мышления. Все наши новобранцы присоединились к нам после того, как увидели нас через окно своей квартиры. В целом, только в нашем районе существует около пятнадцати подобных садовых проектов. Они становятся все более заметными в городе и влияют на муниципальную экологическую политику.

Д: Что вы обычно сажаете в огороде? Приходилось ли учиться на собственных ошибках, садить новую рассаду после неудач?

Ю: Вначале мы были ограничены коротким списком растений, которые могли расти в нашей илистой земле, с минимальным 1,5% органического вещества. Положение улучшилось после того, как мы добавили 40 кубометров плодородной почвы. Теперь, помимо обычных экологически чистых овощей, мы выращиваем разные помидоры, даже итальянский болгарский перец. Для экзотического перца мы построили теплицу. Поскольку у нас нет формального обучения в этой области, мы используем метод проб и ошибок. В этом году я пробовал выращивать южные дыни в теплице, но влажный и теплый воздух оказался идеальным для плесени, и она уничтожила растения. Помидоры очень хорошо себя чувствуют в Париже, хотя этим летом было очень холодно. Мы садим красивые цветы для эстетического удовольствия, но выбираем виды и сорта, которые любят пчелы.

Д: Как ты думаешь, общественные сады исчезнут в будущем или станут еще более распространенными?

Ю: Городские общественные сады не могут исчезнуть, потому что их появление происходит по тем же причинам, которые еще в девятнадцатом веке вынуждали власти больших городов создавать общественные сады за счет застроенных территорий. Тренд городского садоводства — не только мода, но и абсолютная экологическая и социальная необходимость. Однако, в отличие от общественных парков, у городских общественных садов есть много ограничений: они появляются там, где становится доступным пустое место в застроенной среде. Но все больше и больше градостроителей включают такие сады в новые жилые проекты. Это становится нормой.

Д: Считаешь ли ты, что создание общественных садов в больших городах может быть альтернативным ответом неизбежной проблеме нехватки еды?

Ю: Интересный вопрос. Конечно, можно сделать многое, чтобы города могли обеспечивать себя сельскохозяйственной продукцией, но есть определенные ограничения, которые следует принимать во внимание. Растительность в Париже постепенно распространяется на плоские крыши, даже на стены, но она всегда будет делить пространство с другими компонентами и функциями города. Солнечный свет — еще одна вещь, которой можно поделиться. Некоторые овощи и фрукты легко выращивать даже в городе, но их очень сложно перевезти из отдаленных мест. Например, свежая малина. В Париже есть компания, которая выращивает ее на крышах домов и поставляет прямо в рестораны, потому что огромное количество ягод портится очень быстро и не выдерживает транспортировки. Похожая проблема существует с перевозом свежей зелени, листьев салата и многих других овощей.

Д: Помимо городских садов, что еще мы можем сделать для улучшения экологической ситуации в больших городах по всему миру?

Ю: Помимо отсутствия растительности, в городах существуют серьезные экологические проблемы, которые следует решать как можно быстрее, например, транспорт и теплоизоляция зданий. Если твой вопрос больше о природе в городе, я хотел бы превратить плоские крыши в настоящий слой густой зелени, плавающей над городом, с редкими пешеходными мостами и переходами для мелких животных на улицах. Это было бы новое пространство, с другими нормами совместного проживания. Утописты девятнадцатого века призывали объединить лучшее, что есть в городе и деревне, но эта идея обернулась печальными огороженными загородными кондоминиумами. Я не преследую такой цели. Для больших перемен потребуются серьезные изменения в законодательной базе, строительных нормах и даже в концепции собственности на землю. Французы говорят: «Будем реалистами, попросим невозможного!»

Во Франции практически в каждом городе существует AMAP (Association pour le maintien d’une agriculture paysanne), что в переводе с французского означает Ассоциация по поддержанию фермерского земледелия. Первые Амапы появились в стране в 2000 году. Они дают городским жителям возможность покупать свежие овощи, хлеб, яица и мясо напрямую у фермеров. Желающие присоединиться к амапу подписывают контракт с местным фермером, обеспечивая ему тем самым финансовую стабильность на протяжении года. Фермер же со своей стороны поставляет подписчикам раз в неделю свежие овощи, выращенные без пестицидов. В Париже фермер может работать с одним, двумя или тремя районами, в зависимости от того на сколько человек рассчитан его урожай. В некоторых районах Парижа и его окрестностей могут сосуществовать несколько амапов, с разными фермерами.

Мне посчастливилось быть частью такого амапа в регионе Иль-де-Франс.

К предложению записаться в амап я сначала отнеслась скептически. Я была наслышана об этой ассоциации, и некоторые из моих друзей высказывали противоречивые мнения о том, как она работает. Среди неудобств этой системы люди чаще всего отмечали тот факт, что овощи нужно забирать регулярно, раз в неделю, в одно и тоже время. Это значит, что в вечер раздачи овощей человеку сложно строить какие-то другие планы. Подписывая контракт, городские жители также соглашаются время от времени помогать фермерам: участвовать в раздаче овощей, помогать в сборе урожая и так далее. Другим неудобством является тот факт, что урожай не всегда предсказуем. Овощей в какие-то недели может быть немного, и подписчикам приходится докупать необходимые продукты в обычных магазинах, вместо того чтобы получать стопроцентную органику от фермеров. Фрукты в парижских амапах бывают редко (ассортимент урожая зависит от амапа и его местоположения).

Одним из важных принципов системы является не только поддержка местного фермерства, но и потребление сезонных продуктов. Любители летних овощей не найдут зимой в амапе ни огурцов, ни помидоров. В зимнем меню скорее всего окажутся одни и те же овощи, такие как различные виды капусты, картофель, морковь, лук, листья салата, корень сельдерея, черную редьку.

После долгих раздумий я все-таки решилась подписать контракт. Моей главной мотивацией было желание поддержать местное фермерство и натуральное сельское хозяйство без пестицидов. Отправившись на первую раздачу овощей, я была поражена количеством людей, поддерживающих эту систему. Публика была совершенно разношерстная: пары с детьми, пожилые люди, молодежь. Среди амаповцев даже оказался наш сосед. Пообщавшись с фермером, я узнала, что в амап нашего района записано около 40 человек (и это был далеко не единственный в округе амап!). У фермера на тот момент больше не было мест и ему даже пришлось отказать некоторым людям, желающим записаться.

Поразила меня и царящая там дружелюбная и веселая атмосфера. Как оказалось, каждую неделю, стоящие на раздаче приносят с собой пироги, напитки и устраивают небольшую вечеринку. Кто-то забирает овощи и сразу же идет домой, а кто-то остается, чтобы пообщаться. Собравшиеся обсуждают органическое сельское хозяйство, альтернативные способы добычи энергии, уменьшение отбросов и поддержку местного фермерства. Во время таких вечеров люди обмениваются мнениями и опытом. После нескольких встреч я поняла, что раздача овощей с семи вечера до восьми тридцати попадает на время, когда французы ужинают. Те, кто приходят раздавать овощи другим членам ассоциации (каждый раз это кто-то из членов ассоциации) используют это время чтобы перекусить после работы и «поужинать» с друзьями и единомышленниками. Участвовать в раздаче овощей подписчикам нужно как минимум раз в шесть месяцев. Те кто стоят на раздаче могут в конце вечера взять оставшиеся овощи домой. Самыми урожайными периодами в амапе являются лето и осень. В это время наш фермер привозил самые свежие овощи: сочные помидоры, свежий лук, огурцы, баклажаны, кабачки и душистую зелень.

Раз в год самые активные участники амапа устраивают общее собрание, куда приглашаются все подписчики. Чаще всего на таких собраниях обсуждаются организационные вопросы и главные тенденции в сельском хозяйстве, участники голосуют за нововведения и обмениваются мнениями. Помимо этих годовых встреч, городская сеть амапов часто устраивает конференции и просмотры документальных фильмов на тему органического фермерства.

Пожалуй, самой запоминающейся частью членства в амапе для меня были поездки на ферму. Каждый раз нас собиралось около двадцати человек! Работа на ферме оказалась очень познавательным процессом. С одной стороны, я узнала много нового о фермерстве и смогла собственными глазами увидеть, как это происходит во Франции. С другой стороны, во время обедов на ферме, когда каждый делится своим приготовленным блюдом, я смогла познакомиться с интересными людьми из разных культур и частей общества, которых объединяет любовь к земле, желание перемен и поиск альтернатив современной системе потребления.

Копание в земле, сбор овощей, приятная усталость вечером, — все это напоминало мне мое детство, когда я помогала родителям на даче. Я помню, что тогда я не понимала удовольствия от выращивания собственных овощей. Работа на огороде мне казалось бессмысленной тратой личного времени, ведь все можно было купить в магазине. Помогая нашему фермеру, у меня возникало ощущение, что я тоже вношу какой-то вклад в выращивание овощей и даже больше, вклад в развитие натурального хозяйства. Я по-другому взглянула на местное фермерство! Я попробовала новые овощи, которые до этого если и видела в магазине, то не покупала, так как они были мне неизвестны. Я окунулась в мир солидарности не только по отношению к фермерам, но также между участниками амапа.

Среди амаповцев была традиция: те кто не могут прийти за своей корзинкой с овощами, могут попросить кого-нибудь забрать ее и подержать до следующего дня. Временами, особенно зимой, когда на улице темно и льет дождь, сложно мотивировать себя пойти в амап за овощами. Но каждый раз, я пересиливала лень и шла на встречу. Я ни разу не пожалела о своем решении записаться в амап. С переездом из Парижа мне пришлось его покинуть и теперь, когда я пробую выращивать свои собственные овощи, я с теплотой вспоминаю этот бесценный опыт.

Благодаря амапу и людям, которых я там встретила, у меня появилась надежда, что с помощью солидарности и ответственности, просыпающейся в каждом их нас, когда мы трудимся вместе, мы можем внести свой вклад в экологическое будущее нашей планеты. Даже если этот вклад начинается с простой корзины свежих овощей.

18 сентября отмечается Всемирный День Чистоты — миллионы людей по всему миру собираются вместе, чтобы изменить жизнь своих стран к лучшему.

Согласно официальному сайту Всемирного Дня Чистоты, в прошлом году, несмотря на пандемию, в мероприятии приняли участие 11 миллионов волонтеров из 166 стран, которые собрали 43000 тонн мусора. В этом году организаторы надеются привлечь еще больше желающих.

Идея собраться вместе, выйти на улицу и максимально очистить окружающую среду родилась в 2008 году в Эстонии. Местная массовая организация «Сделаем!» предложила эстонцам провести первую общенациональную уборку. На этот массовый «субботник» пришло 50 тысяч человек, которые за пять часов собрали десять тысяч тонн мусора, в результате «очистив» страну от отходов. Событие быстро попало в новости, но, что еще важнее, оно вдохновило миллионы людей (и даже целые правительства) последовать примеру эстонских волонтеров.

Члены изначальной эстонской группы создали в 2011 году международное движение Let’s Do It World. В 2018 году они естественным образом перешли от идеи «уборки» отдельных стран и организовали первый Всемирный День Чистоты. Согласно годовому отчету движения за 2020 год, участники сосредоточили свое внимание на пластиковых бутылках и окурках. Однако во время прошлогодней уборки волонтеры со всего мира раскопали несколько интересных находок. На Каймановых островах собрали много брошенных тележек для покупок, во Франции из канала вытащили стиральную машину, а на Украине волонтеры нашли в грязи мотоцикл.

В моем родном штате Флорида тысячи добровольцев сегодня выйдут на улицу, чтобы очистить местные парки и пляжи — Всемирный День Чистоты совпадает в США с Международной прибрежной уборкой, которая призывает людей собирать мусор на побережье и предотвращать загрязнение океана пластиковыми отходами.

Даже если ваш День Чистоты будет состоять из пластиковой бутылки подобранной с тротуара или прогулки по парку с ведерком, куда можно складывать попадающийся по дороге мусор, — мы все можем внести свой вклад. Давайте очистим мир!

В предыдущих выпусках мы писали о доме и о свободе. Размышляя о теме текущего месяца, нам показалось, что логичным продолжением будет освещение темы экологии.

В недавнем отчете Межправительственной группы экспертов по изменению климата, человечеству вынесен горький приговор: наша деятельность наносит огромный урон планете и некоторые изменения в природе и климате уже необратимы. Над докладом работали ученые 66 стран. Их вердикт довольно пессимистичен, и не оставляет надежд на скорое решение проблемы глобального потепления.

Происходящее сегодня с нашей планетой является результатом катастрофической, ненасытной деятельности человека. Его стремление использовать ресурсы Земли до последней капли, безответственность и желание доминировать над природой привели к тому, что сегодня по всему миру горят леса, появляются новые болезни, исчезают различные виды насекомых, животных и рыб. Мы ведем себя так, как будто у нас есть где-то запасная, чистая планета, новый дом. К сожалению, другой планеты у человечества нет.

Уже наступившая экологическая катастрофа может в будущем привести к социальной катастрофе и ограничению прав и свобод человека. Сегодня у нас есть эфемерная свобода выбора. Мы можем притвориться, что все не так уж плохо, нашему поколению ресурсов еще хватит, «а после нас хоть потоп». Или же мы можем выбрать действие и активизм: на личном уровне и на уровне корпораций которые являются главными виновниками экологического кризиса.

В этом выпуске мы хотели бы поговорить о различных экологических инициативах и понять, что мы можем сделать, чтобы помочь планете и обеспечить будущее новых поколений.

Агриппина&Татевик

Я знаю Полину Кузину давно, в начале 2000-х мы учились на одном курсе филологического факультета Тюменского госуниверситета, у нас были общие друзья. О том, что Полина рисует, да еще так своеобразно, я узнала позже, случайно, на выставке в местном музее изобразительного искусства, увидев знакомую фамилию под работой, которая меня тогда просто поразила. Потрясала ее простота, с одной стороны, и бездна, без труда вмещающая множество смыслов, с другой. Причем всегда от ее творчества шло ощущение небывалой легкости, полетности. Не зря ее работы, пусть и не похожие по стилистике, сравнивают с рисунками Нади Рушевой, будто бы появившимися сами собой. В общем, знакомьтесь, это Полина, она, по ее собственным словам, — «художественный человек».

— Поля, давно хотела тебя спросить. У меня лично довольно стойкая ассоциация с тобой — знакомство с твоей картинкой, которая называется «Арбуз». Шарообразный однотонный предмет на полосатом фоне.

— Кстати, не больно-то это был арбуз. Тыква какая-то вроде.

— Тем более. Помню, меня это так поразило тогда, я в этом увидела тонкую иронию, предложение поиграть… Расскажи, как эта картинка у тебя появилась?

— К слову, на выставке была уже копия, потому что к тому времени, когда мое участие в ней подтвердилось, оригинал я продала. А для выставки написала другую.

Но моя мысль не была парадоксальной, это она такая в твоем восприятии. Здорово, что это есть. А я исходила из чисто колористического решения. Как-то вот не было у меня никакого смысла такого, к сожалению.

— Автор не должен ничего объяснять. В действительности же все решает восприятие.

— Как у Барта: идеальный автор — мертвый автор. И когда зритель видит картину, он буквально рождает что-то свое.

— Кем ты себя считаешь с точки зрения того, чем ты занимаешься: рисуешь, пишешь, делаешь инсталляции, грим?

— Ну такой вот, получается, художественный человек.

— Мне нравится, что ты не сказала избитое «творческий». Художественный, — человек отчасти создающий себя.

— Ну да, ретранслирующий реальность. В любом случае мне важно каким-то образом переработать то, что я вижу. Хочу или нет, я существую в этом мире, что-то на меня влияет. Например, я живу напротив «наливайки», круглосуточного алкогольного ларька. Не влиять это на меня не может. Я постоянно сосуществую с ней, и у меня уже такое ощущение, что я переношусь к ним, к этим людям, изможденным, как будто уставшим от выпивки. У меня много картинок, с этим связанных. И какие-то мультики на эту тему я тоже делаю. Вообще эта немножко криминальная жизнь как-то даже увлекает.

— Скажи мне, ты как «художественный человек» в какой момент своей жизни начала себя так осознавать?

— Не знаю. Рисовала я всегда. Думаю, это осознание появляется вместе со зрителем.

— Почему выбрала филологию, а не художественное направление?

— Потому что я окончила школу с золотой медалью и хотела воспользоваться ей при поступлении — не сдавать вступительные экзамены. Ну и я же не ходила в художественную школу, а в училище требуются определенные навыки. Да и университет котируется больше, это же классическое образование.

Постоянно на слуху вокруг было: «Филфак, филфак!» Хотя эти же люди так посмеивались: «Филфак — это время на ветер», «Зачем мы все это учили?!» Но все равно складывалось ощущение, что там по-особенному интересно. Один знакомый однажды сформулировал очень точно: «На филфаке главное — люди, библиотека…» Так и оказалось, очень много было связано с нашей библиотекой, с людьми, которых там можно было встретить. К тому же я прочитала столько книг!

— Если бы у тебя не было золотой медали, куда бы ты пошла?

— Говорят, история не терпит сослагательного наклонения. Но про филфак я в любом случае думала.

— Почему, если ты рисовала с детства, у тебя не возникало мысли, что это может стать профессией?

— Ну видишь как… Потом мне тоже говорили на выставках: «Что ж не поступала?», — еще что-то. Но я все равно рисовала, меня же никто не ограничивал. Допустим, сижу на каких-то пресс-конференциях и рисую. И вопросы можно задавать одновременно. Может быть, у художников, которые продают свои работы, это иначе. Но для меня рисовать на продажу — это отдельное занятие.

— Не на продажу, делать то, что нравится, и за счет того, что это нравится кому-то еще, жить.

— Ну хорошо…

— Сколько картин ты продала?

— Проданные на книжном обменнике считаются? Но в любом случае совсем немного, на пальцах пересчитать. Это то, что продала лично я.

Однажды в знаковом для Тюмени арт-пространстве «Артизан» была выставка-продажа картин, и вроде бы мою единственную картину купили. Подошел какой-то мужчина, заинтересовался и купил. Там была изображена Казань. Я там родилась, хотя росла и училась в Тюмени. Туда я поехала после окончания университета. Захотелось к земле своей прикоснуться, раз земля тогда, можно сказать, вышла из-под ног… Не настолько сильно, конечно, но хотелось подумать, куда вообще теперь двигаться, куда идти. Картину нарисовала по своей фотографии, сделанной в эту поездку. Совсем другой какой-то город. Там все какое-то желтое, солнечное. Я, кстати, часто со своих фотографий рисую. И компьютерную графику в том числе. А там была картина маслом.

Мои работы с выставки «Картинки в муравейнике» продаются в магазине «Анис». К слову, хозяин этого магазина купил свой портрет, нарисованный мной.

Еще некоторые работы покупали на благотворительных выставках.

— В скольких выставках ты участвовала?

— В достаточно большом количестве. Можно сказать, что началось это с Александра Чемакина, тюменского художника, которого я могу, наверное, назвать моим наставником. Он работает с моими родителями над кукольными постановками, через них я иногда передавала ему какие-то картинки, он смотрел. В общем, можно сказать, что он одобрительно к этому относился. И потом я смотрю, мои картинки на его странице в соцсетях выложены в отдельную группу. Потом он стал приглашать на выставки, где сам участвует. Так и пошло, начиная с музея изобразительных искусств, заканчивая небольшими творческими площадками. Кстати, мне запомнилось, как однажды в музее ИЗО женщина, которая продавала открытки у входа, сказала мне, что запомнила мои картины. Мне это так понравилось, потому что она человек со стороны, не предвзятый, не искусствовед, выделила мои работы.

— А искусствоведам ты не доверяешь?

— Нет-нет, доверяю! Но зрительский интерес мне все же важнее. Потому что, бывает, работа специфическая, вызывает интерес только у профессионалов. А еще бывает, что чем хуже работа, тем интереснее ее исследовать!

— У тебя же на Севере еще были какие-то выставки?

— А, да, были. Одна чуть ли не из-за меня была собрана. Как получилось? Мои картинки выставлены на Behance. Я там публиковала фото из Уральского филиала Государственного центра современного искусства, где участвовала в выставке «Мужское/женское». Фото прокомментировал Иван Демьяненко, и мы начали переписываться. Он даже прислал мне свои работы в подарок. Там было что-то от Брюханова, одно перетекает в другое. Мне очень понравилось. И это так ценно! Однажды он предложил поучаствовать в их выставке, я отправила свои работы. Выставка была в Нижневартовске. А уже там меня увидели другие люди — из Сургута — и предложили поучаствовать в выставке Paint, по названию самой простой программы, в которой я создаю свои рисунки. Выставку посвятили художникам, которые работают в этой технике. Собрался целый набор таких.

Были и другие выставки. Так я отправляла свои картинки в Санкт-Петербург на выставку, посвященную ню, организованную «Петербургским художником».

— То есть если ты отправляешь куда-то свои работы, их охотно берут?

— Охотно-неохотно, что-то проходит, что-то нет. Отправляю не так часто, на самом деле. Сейчас я активно участвую в фестивале мультфильмов «Ща, 5 сек». Но они всех берут, много кого показывают.

Кстати, я же рисование использую в работе с детьми, особенно в начальном образовании. Тут тоже своя история. Я как-то пришла писать о Центре детского развития в доме Буркова. Тогда все только заговорили про раннее развитие, а они им занялись. И директор мне предложила: «Не хотите поработать у нас?» Я хотела. И рисование помогало удерживать внимание детей. Потому что они же кругами бегают и кричат: «Мы будем рисовать бабочек!» — «Нет, мы будем рисовать какашки!»

— Какашки — прекрасно. Это же авангард!

— Да, кстати, дети очень вдохновляют. У некоторых малышей в какой-то момент может получиться что-то такое необычное, сногсшибательное. Хотя часто на детских выставках, да и не только на детских, слышишь: «Вот мой ребенок так же нарисует!» Или: «Я так же могу!» Соглашусь, чаще всего получается случайно, потому что повторить они не могут. При этом у некоторых действительно есть способности к цвету, еще к чему-то.

— Как ты сама свой стиль определяешь?

— Плакатный… мемный… лубок! Природа, цветочки тоже есть. Портреты меня очень интересуют. Как передать не черты внешности, а личность? Насколько это возможно?

Вот Пикассо. Говорили: «Какая красивая модель, и что вышло?!» А мне кажется, большие мастера, в каком бы стиле они ни работали, в первую очередь пытаются передать личность человека. А есть «просто так художники». Быть может, предмет, объект, который они изображают, сам по себе им не настолько важен.

— Кто твой любимый художник?

— У меня их много. Из современных мне нравится Михаил Миани из Первоуральска. У него яркие, не смешанные краски, практически как у Матисса.

Мне вообще интересно актуальное современное искусство.

— Для тебя искусство от неискусства чем отличаются?

— Когда смотрю, и никаких чувств работа не вызывает. Вроде и не плохо, а лучше бы было плохо, чем совсем никак. В общем, нужно, чтобы были эмоции, чтобы было понятно, что художник пытается передать свое видение, хотя это не обязательно.

— Ты видишь кого-то, кто, как тебе кажется, на тебя похож?

— Со стороны-то сложно сказать… С Матиссом опять же сравнивали. Но это спорно. До этого говорили, что на Надю Рушеву похоже. Вот эта чистая линия у нее. Мне она очень нравится. Говорили, что похожа на Ирину Затуловскую. У нее какие-то иконописные работы, желтоватые. Мне, кстати, они симпатичны. Сравнивали и с Дэвидом Хокни.

— Ты часто говоришь «нравится». В свое творчество ты вкладываешь в первую очередь чувства, не идеи, не смыслы?

— Если делаю мультик, без идеи не обойтись. Но для картинки, если меня что-то не поразило визуально, то, наверное, не получится совсем уж ничего. Когда рисую портреты, сам процесс нравится, как яркие краски смешиваются.

— Какой из профессиональных отзывов тебе понравился больше всего? Следишь ли ты вообще за этим?

— Какие-то статьи я читала. Но там не было какого-то такого отзыва. Иван вот сказал, что у меня есть свой стиль. Мне важно его мнение. Одна профессиональная художница, на занятия к которой я ходила, сказала, что была на моей выставке и решила, что я работаю в каком-то японском направлении. И что мне не нужно учиться рисовать.

Я, с одной стороны, согласна, потому что мне не всегда важно верно передать внешнее сходство… Я могу восхищаться Рафаэлем, тем, как детально он прорабатывал руки героев. Я понимаю, что его работы прекрасны, но мне это не нужно.

Вот кстати, красками сейчас рисовать — очень сильно пачкаешься. У меня процесс рисования как-то буйно протекает, мощно все пачкается. А на компьютере — чистота, красота! И материалы не нужно тратить. Кстати, это сейчас очень дорого.

— Есть ли комментарии, которые тебя сильно обижали?

— После выставки в ГЦСИ Урал я не то чтобы прославилась, но одна посетительница написала в отзывах, сделав селфи на фоне моих как раз работ, что от современных художников хочется плакать, и теперь ей придется пересматривать Шишкина, чтобы восстановить душевное равновесие. Что-то вроде того.

Я к Шишкину-то ведь тоже хорошо отношусь. Разве что мне вот эта с медведями не нравится, так ведь медведи даже не им нарисованы.

Но, как говорит Хакамада, энергия, которую дает стресс, даже полезна. Сама реакция длится несколько секунд, но главное не то, как ты реагируешь, изменить это ты не можешь, а то, что на свое отношение к этому ты потом, конечно, можешь повлиять.

— Тебе хватает внимания к себе как к художнику?

— Думаю, да. Так или иначе, оно есть. Но выражение себя в любом случае будет существовать, уделяют этому внимание другие или нет. В общем, оно существует просто потому, что мне оно нужно как возможность реагировать на что-то, выражать свои чувства и мысли.

— Твой способ предъявлять себя, коммуницировать?

— Да, может быть. Даже если не будет внимания как такового вообще, ничего не изменится.

— То есть если бы ты сидела на необитаемом острове, то продолжала бы рисовать.

— Да, и в древних пещерах нарисованное — это могла бы быть я (хохочет).

Работы Полины Кузиной можно посмотреть на https://www.behance.net/polin_k

Текст Татьяны Панкиной

Когда я была маленькой девочкой, я верила, что к 25 годам у меня будет муж, двое детей и дом – полная чаша. Конечно, я выросла в России, где жениться и рожать детей в молодом возрасте долгие годы являлось общепринятой традицией. Вместо этого я поступила в университет, некоторое время работала журналистом, а затем переехала в США.

Когда мне было чуть больше двадцати, последнее, о чем я думала, было: «Где бы мне найти достойного мужчину, который мог бы стать отцом моих будущих детей?» Я думала о том, как получить билет на последний диджейский сет и как использовать свое удостоверение журналиста, чтобы попасть за кулисы концертов (после того, как оно уже помогло мне попасть на концерт бесплатно). Я путешествовала, заводила друзей и влюблялась. Я принимала глупые решения. Но эти годы кажутся идеальным временем для того, чтобы спотыкаться и учиться на своих ошибках.

Впервые я вышла замуж, когда мне было 27 лет. Он был намного старше меня, и о том, чтобы сразу завести детей, речи не было. Я считала, что у меня еще много времени, и наше финансовое положение было далеко не идеальным. Когда два года спустя я развелась, отсутствие детей (или какой-либо общей собственности) было скорее благословением, чем поводом для разочарования.

Думаю, только в тридцать с небольшим я наконец нашла себя, научилась прислушиваться к своим желаниям и относиться к своему телу и душе с той любовью, которую они заслуживают. Я переехала в другой штат, еще больше путешествовала, нашла новую работу. Я начала ходить на психотерапию (развод был для меня очень позитивным событием, но все равно разорвал мне сердце в клочья).

Пока мне не исполнилось 31–32 года, я не слишком беспокоилась о биологических часах и необходимости размножаться. Я надеялась, что скоро встречу мужчину, который сможет стать хорошим мужем и хорошим отцом. Я знала, что приближаюсь к тому моменту, когда захочу стать матерью. Но мне также нравилось быть независимой, открывать для себя мир и учиться быть по-настоящему счастливой в одиночку. Другими словами, я росла и становилась тем, кем должна была быть.

Может быть, это привилегия нашего комфортного времени и обеих стран, где я выросла и живу сейчас. Нам не нужно заниматься сельским хозяйством с раннего возраста, мы можем получить хорошее образование, путешествовать, строить карьеру и писать диссертации. От нас не требуется жениться на богатом соседе со стадом коз, чтобы выручить семью из финансовой дыры, или нарожать полдюжины детей, чтобы помогать в колхозе по хозяйству. Времена меняются, и во многих странах женщины заводят детей намного позже.

Я одна из этих женщин и думаю, что в этом нет ничего ужасного. Я также считаю, что людям нужно перестать спрашивать, когда же мы наконец начнем рожать детей, «как нам положено».

В прошлом году одна из российских политиков прославилась, когда сказала, что в идеале женщины должны иметь детей до 25 лет, поэтому школам нужно лучше объяснять девочкам, насколько это важно. Женщин, рожающих позже, она назвала «старородками». Термин не нов и широко использовался в советское время. Он относится к женщинам, которые становятся матерями после 27 лет.

Комментарии чиновницы быстро получили вирусную популярность и вызвали бурный отклик онлайн. Председательнице Совета женщин России (!) посоветовали дать этим самым женщинам свободу решать, что им делать со своим телом. А вместо рассуждений о том, когда россиянкам лучше рожать, сосредоточиться на ужасающем уровне бедности среди матерей-одиночек в России.

Хотя отношение молодого поколения к вопросу, безусловно, меняется, врач российской клиники по лечению бесплодия все еще может посоветовать мужу (любого возраста) выбрать более молодую жену, если нынешнему партнеру «после 30» не удается зачать первенца.

Пару лет назад я гуляла с другом. Он живет в Мадриде; мы знаем друг друга много лет, но никогда до этого лично не встречались. Я была в городе по работе, и мы решили вместе прогуляться и поужинать. Вечер получился замечательный, пока мы не заговорили о личной жизни. Я рассказала ему что встречаюсь с мужчиной и думаю, что в какой-то момент мы поженимся и создадим семью. На это мой совершенно добрый и вежливый друг сказал: «О да, пора начинать пытаться заводить детей, не так ли? Поезд уходит. Сколько тебе лет, 33? 34?».

Поскольку я к этому времени ходила на терапию уже пару лет и могла лучше реагировать на неприятные ситуации, я не расплакалась и не накричала на него. Я спокойно объяснила моему другу, насколько неуместен был его вопрос, и посоветовала ему никогда не говорить ничего подобного другой женщине. Он извинился и почувствовал себя так плохо, что настоял на том, чтобы заплатить за ужин.

Я не считаю моего друга отвратительным человеком. Я думаю, что в нашем обществе, к сожалению, нормализовано задавать подобные вопросы и шутить на эту тему. Люди редко осознают, что могут причинять боль своим неуместным любопытством.

Нормы меняются, и современные женщины рожают первого ребенка гораздо позже, чем их мамы и бабушки. Наша жизнь и отношение к материнству трансформируются, но наши тела в целом остаются такими же, какими были всегда, за исключением доступа к качественному питанию и наличия современной медицины. Это означает, что заводить детей может быть сложно в любом возрасте, но позже в жизни эти проблемы могут быть еще серьезнее.

У меня есть друзья, которые годами пытаются зачать ребенка. Я знаю женщин, которые в настоящее время проходят через ЭКО, и еще нескольких, которые только что родили малыша после этой процедуры. Я знаю женщин, у которых случались выкидыши. Фертильность — сложная тема, и проблемы с ней могут иметь разрушительные последствия для семьи. Это также не та тема, которую пары всегда готовы обсуждать с друзьями или знакомыми в непринужденной беседе.

Когда кто-то спрашивает «когда же будут дети» или комментирует прибавку в весе женщины с намеком на беременность (колебания в весе при этом могут быть совершенно случайными или результатом гормональной терапии для борьбы с бесплодием), они не знают, насколько сильно бьют по больному.

Не все готовы заводить детей в одно и те же время. Идеальный момент для одной семьи может быть совершенно неправильным временем для другой. Некоторые люди решают вовсе не иметь детей, и это тоже нормально. Некоторые семьи годами ждут перед тем, как завести ребенка, и сосредотачиваются на других вещах в жизни. У других родителей шестеро детей, и их выбор приоритетов в жизни осуждают все, кому не посчастливилось обедать в ресторане одновременно с их большим выводком.

Давайте согласимся не задавать друзьям, родным и близким глупых вопросов о фертильности, отсутствии детей, «недостаточном» количестве детей, детях противоположного пола, «чтобы наконец-то родить мальчика/девочку» и обо всем остальном, что не является нашим делом. Давайте научимся как общество быть лучше и относиться друг к другу с пониманием и добротой. Мы должны помнить, что даже вопросы, которые заданы от самого любящего сердца хорошего друга или пожилого родственника, могут быть обидными и неуместными.

Давайте научимся новым способам спрашивать супружеские пары о том, как у них дела, и узнавать, как жизнь у незамужних подруг в возрасте за тридцать. Поговорите с ними о любимых сериалах и ремонте. Обсудите растения и собак — никто не рассердится на вас, если вы спросите людей, когда они наконец-то заведут щенка. Разработайте план по свержению патриархата и разрешению кризиса глобального потепления. Главное, перестаньте спрашивать женщин когда же они заведут детей.

Подать милостыню старикам у церкви, помочь матери, сидящей в метро с маленьким ребенком, – для многих россиян это является нормальным актом доброты. К сожалению, преступники знают, как вызывать жалость у людей, и готовы на этом зарабатывать.

По словам Юлии Хакимовой, руководительницы волонтерского движения «Душа России», если вы действительно хотите помочь бездомному или инвалиду на улице, не давайте им денег. Накормите человека и сообщите о нем в полицию или в социальные службы.

В конце прошлого года Юлия столкнулась именно с такой ситуацией. Она узнала о бездомном инвалиде, который просил милостыню на улицах Казани. Вместе с сотрудниками социальных служб Юлия нашла мужчину и смогла с ним поговорить.

Инвалид представился Дмитрием и рассказал, что жил раньше во Владивостоке. Туда его отправили «на заработки» родители – когда мальчишке было всего 13 лет. Дмитрий жил на кладбище и зарабатывал рытьем могил. Там он и отморозил ноги.

В столице Татарстана мужчина попал в настоящее рабство. Двое граждан Молдовы насильно удерживали его и заставляли просить милостыню на казанских улицах. Отказаться от своей легкой выручки они не хотели – после того как Юлия забрала Дмитрия с улицы, его «хозяева» нашли ее и начали угрожать расправой.

По словам Юлии, Дмитрий «зарабатывал» по 10 тыс. рублей в день. Всю выручку «хозяева» отбирали. Инвалид несколько раз пытался убежать от своих мучителей, но его всегда находили, жестоко избивали и возвращали на улицу. Оказалось, что рабовладельцы дали мужчине наручные часы, и запретили их снимать. В часах стояла сим-карта, сигнал которой раз за разом показывал преступникам точное местонахождение их подопечного.

Логично предположить, что преступники понимают, насколько выгодным является этот «бизнес», и как могут удерживают несчастных инвалидов в неволе. Жертвы не могут связаться с властями или позвонить родственникам. После нескольких неудачных попыток побега они теряют надежду когда-либо выбраться из этой ситуации.

Юлия добавила, что, когда сочувствующий прохожий принимает правильное, но сложное решение не просто протянуть сотню инвалиду в коляске и пройти дальше, а вызвать полицию и проследить за тем, чтобы человек все-таки попал к ним, а не исчез, у людей появляется надежда на свободу. В разговоре с полицейскими или соц. сотрудниками бездомные могут, наконец, рассказать о своей ситуации и получить помощь.

По словам Юлии, существуют две категории людей, которых преступники вовлекают в рабство с целью наживы. В первую группу входят физические инвалиды и люди с ментальными нарушениями, которые по какой-то причине теряют связь с родными и остаются одни. Они попадают в рабство в цыганские таборы, которые путешествуют из города в город и по странам СНГ. Несчастных инвалидов отправляют на улицу попрошайничать, но все полученные ими деньги отбирают. При этом их скудно кормят и часто избивают.

Вторая категория — люди с зависимостями, которых преступники используют в рабочих домах под видом адаптации и помощи. В этих случаях подбираются граждане ведущие аморальный образ жизни, не имеющие своего жилья, пьющие или с зависимостью от наркотиков. Преступники увозят их в другой город, снимают там дом или квартиру и заселяют туда порой по несколько десятков человек. Их вывозят на разные достаточно трудные работы, денег за которые они как правило не получают. Люди работают за крышу над головой и тарелку супа.

И у первой, и у второй группы пострадавших документы, как правило, забирают «работодатели», окончательно лишая их возможности купить билет домой и убежать.

По словам Юлии, проблема рабства бездомных и зависимых людей стоит не только в Казани. В ходе ее неформального расследования и бесед с пострадавшими инвалидами, она слышала истории о том, как для попрошайничества людей перевозили не только по странам СНГ, но и отправляли в Польшу и Германию.

Руководительница «Душа России» добавила, что ее волонтеры помогают бездомным попавшим в неволю с 2016 года. В сегодняшней реальности Инстаграмма и Фейсбука, об инвалидах в таких кошмарных ситуациях зачастую узнают из социальных сетей.

Когда к рабам-инвалидам подходят простые горожане, желающие помочь, или даже соцработники, они зачастую отказываются от помощи и скрывают подробности своей истории. Они боятся расправы, им сложно поверить в возможность положительного исхода.

По словам Юлии, несмотря на то что вытаскивать людей из такого рабства очень сложно и зачастую опасно для всех участников процесса, ее волонтерское движение периодически спасает инвалидов. Если у человека остались родственники, волонтеры помогают с ними связаться и дают инвалиду возможность вернуться домой. Если родных нет, инвалидов помещают в приют, где им восстанавливают документы и оформляют в интернаты.

Бдительные и сердобольные горожане, соцработники и волонтеры будут продолжать помогать инвалидам и бездомным выбираться из неволи, но настоящая перемена должна произойти на государственном уровне.

На вопрос о том, как можно справиться с проблемой современного рабства, Юлия ответила, что системным решением может быть только изменение законодательной базы, принятие определенных законов и увеличение сроков за незаконное лишение свободы человека.

Наша читательница делится своим опытом и рассказывает, что для нее, как матери, живущей между Турцией и Германией, означает свобода.

Когда меня спросили, что для меня означает свобода, мне захотелось поделиться своими мыслями о свободе выбора. Я мать двух замечательных детей, 4-летней девочки и 8-месячного мальчика. Я немка по национальности, но вот уже несколько лет живу с мужем в Турции в городе Эдирн, недалеко от греко-болгарской границы. Здесь я и родила обоих своих детей.

Размышляя о свободе выбора, я понимаю, что мне очень повезло. Я встречала много семей, которые живут вдалеке друг от друга, семей, где матерям приходится уезжать на заработки в другие страны. К примеру, очень распространена миграция из Восточной Европы в Западную с целью поиска работы. В наши дни Турция является скорее пунктом назначения для рабочих-мигрантов с еще более далекого Востока. Например, у нас есть друзья из Афганистана — молодые отцы, работающие в Эдирне, вынужденные оставлять свои семьи на родине, и ехать на заработки.

Что касается меня, я смогла свободно выбрать, где рожать своих детей. Мы переехали в Турцию, когда я была на 3 месяце беременности. В то время я не очень была уверена, хотела ли я рожать в иностранной стране с чужим мне языком, под опекой системы здравоохранения, о которой я почти ничего не знала. Оглядываясь назад, я более чем довольна нашим выбором страны. Система здравоохранения здесь управляется на очень профессиональном уровне.

У меня была свобода выбора того, как рожать, и я выбрала естественные роды (вместо преобладающего планового кесарева сечения в Турции). Мой гинеколог был сторонником естественных родов и поддержал меня. В турецкой медицинской системе гинеколог следит за женщиной во время беременности и вместе с несколькими медсестрами и акушеркой находится рядом с ней во время родов. Я слышала рассказы друзей из Германии о том, что в местных родильных палатах пары часто надолго остаются одни во время родов, так как клиники в больших городах слишком загружены, им часто не хватает персонала. В моей ситуации, после родов мы остались в больнице еще на одну ночь, потому что там было очень комфортно, и персонал оказал нам поддержку в уходе за ребенком.

Рождение ребенка (особенно первого) оставляет родителям мало свободы. Это непростое время. Есть взлеты и падения, но, на мой взгляд, самое главное в воспитании детей — поддержка окружающих. Родители моего мужа живут всего в 15 минутах ходьбы от нас, и у мужа достаточно гибкий график работы, так что мы всегда могли вместе пойти на прием к педиатру. Для сравнения, наши немецкие друзья жалуются, что попасть на прием к педиатру в Мюнхене, к примеру, очень сложно. Расписание приемов заполнено на месяцы вперед и врачи часто не принимают новых пациентов. Как мама, я окружена друзьями и родственниками, которые оказывают мне большую поддержку. Тот факт, что мои дети могут проводить время и общаться с другими людьми, даже если это всего несколько минут, является для них позитивным опытом. Общение с разными людьми является для детей отличным образованием. При этом они знают что любовь и забота их мамы всегда рядом.

У меня была свобода выбора того когда выходить на работу. Я смогла снова начать работать вскоре после рождения моей дочери, когда ей исполнилось 4,5 месяца, что не принято в Германии. Из-за правительственных постановлений, таких как оплачиваемый отпуск и гарантии работы для родителей, подавляющее большинство мам остаются дома с ребенком, по крайней мере, до того момента, пока ему не исполнится один год. Папы обычно остаются дома только на два месяца. Немецкая господдержка дает паре 14 месяцев оплачиваемого отпуска на двоих. Он может быть разделен между родителями, причем один из них должен взять как минимум 2 месяца. Отцы в основном берут минимальный отпуск и позволяют мамам оставаться с ребенком дольше.

У меня была свобода в плане загруженности, и я выбрала график неполного рабочего дня. В течение первого года я работала по 16 часов в неделю, а затем перешла на 25. Я работала из дома на своем компьютере на компанию, находящуюся в Германии, в то время как моя дочь была с няней и по совместительству помощницей по дому. Эта местная женщина, которая немного старше меня, очень позитивная и улыбающаяся. Она никогда раньше не работала, но была более чем счастлива зарабатывать деньги самостоятельно, и стала со временем настоящим другом для меня и моих детей. Когда моей дочери исполнилось 14 месяцев, она начала ходить в детский сад на несколько часов в неделю. Ей там очень понравилось. Мы смогли установить хороший режим – она спала только дома и в детском саду могла общаться с другими детьми и проводить время более активно. В то же время у нас была возможность каждые два месяца ездить с ребенком в Германию. Поездки помогли нам наладить хорошие, доверительные отношения и с моей немецкой семьей. Общение с родными на двух разных языках позволило моей дочери выучить немецкий и турецкий языки.

У меня была свобода выбора родителя и потребителя. Я выбрала не покупать своей дочери одежду элитных марок и деревянные эко-игрушки, которые кажутся многим современным родителям необходимыми (несмотря на высокую цену). В Германии это является распространенным явлением для родителей среднего класса. Мне жаль семьи, живущие в Мюнхене. Я считаю их жертвами общественного мнения, так как они загоняют себя в тупик и обязаны зарабатывать деньги на жизнь в этом дорогом городе. Вынужденное поддержание определенного уровня дохода дает им гораздо меньше свободы в том, как строить свою жизнь, в том числе и семейную.

У меня, как у матери, была свобода путешествий. Когда моей дочери исполнился год, я смогла ездить в командировки в Германию и в Западную Европу. Мой муж проводил с дочкой весь день, когда я уезжала. Они ходили вместе в зоопарк и в аквариум, и я даже немного завидовала им. Во время пандемии немецкие газетные колонки, посвященные воспитанию детей, были полны жалоб на то, как сложно родителям совмещать работу и уход за детьми, и как мало политики думают о семьях и их нуждах. Я сочувствовала им и поддерживала их желание быть услышанными. Тем не менее, я думаю, что вместо того, чтобы жаловаться, мы должны быть благодарны возможностям и свободам, которые у нас есть.

Наша семья в этом плане не пострадала от пандемии. Конечно, в начале прошлого года мы все были напуганы. Я больше всего боялась за свою семью в Германии, что кто-то из них заболеет, и я не смогу поехать к ним. Но мы быстро приспособились. Я продолжала работать. Детский сад на некоторое время закрылся. Наша няня, а затем мой муж смотрели за нашей дочерью каждый в течение месяца. Затем два месяца за ней присматривала ее турецкая бабушка. После этого детский сад снова открылся, и мы решили отправить ее туда. Рождение второго ребенка было нашим выбором, но беременность во время пандемии не была идеальным вариантом. Тем не менее я нисколько не пожалела об этом. Запись к врачу была немного более регламентированной, и во время родов мой муж не мог входить в родильную палату, но мог находиться в больнице. В Германии все наоборот: отцам разрешалось находиться в родильных палатах, но не в больнице в целом. В любом случае, рождение второго ребенка заняло у меня всего 15 минут, и муж вскоре смог к нам присоединиться. Из-за коронавируса нам не удалось путешествовать в Германию с сыном, как мы привыкли. Но когда ему исполнилось 3,5 месяца, у нас появилась возможность ненадолго туда переехать. Поездка на автомобиле из Турции в Германию обычно занимает 16 часов в дороге плюс одна ночь в отеле. Это непросто, но выполнимо, и мы уже несколько раз это делали. Это самый распространенный способ путешествия для турецких семей, живущих в Западной Европе.

Поскольку мы решили переехать на 4 месяца, наша старшая дочка смогла пойти в детский сад в Германии. Мне кажется, что это был очень полезный опыт, и ей там очень понравилось. На мой взгляд, в немецких детских садах гораздо больше внимания уделяется тому, чтобы дети играли свободно. В них меньше организованной деятельности, чем в турецких детсадах. Учителя в Турции устанавливают более тесную связь с детьми, общаясь с ними очень нежно и тепло. В нашем временном детском саду в немецкой деревне все было ближе к природе, с большим садом и детьми, наблюдающими, как растут маленькие лягушки. В Турции наш детсад работает по системе «все включено» и отличается гибкостью в отношении питания и времени приема пищи. Когда мы приводили ребенка поздно, например, в 10:30 утра, учительница спрашивала: «Моя овечка еще не позавтракала? Нет? Тогда я что-нибудь для нее приготовлю». Я считаю, что эти различия только обогащают опыт малыша, и я рада, что мой ребенок побывал в детских садах обеих стран.

Мы благодарны нашему опыту в последние несколько лет и рады всему, что мы увидим и переживем как семья в будущем. Я хочу повторить свою точку зрения: вместо того, чтобы жаловаться, мы должны осознавать имеющиеся у нас возможности и свободу выбора. Зачастую наш выбор зависит от ложных «прописных истин», которые ограничивают нашу свободу. В нашем сознании существуют определенные стереотипы о разных странах. К примеру, что жизнь в Турции должна быть хуже и труднее, чем жизнь в Германии. Я научилась видеть и хорошие, и сложные стороны жизни в обеих странах.

У меня нет любимого места для жизни, но я призываю всех исследовать разные страны и не доверять стереотипам и страхам. Даже если переезд в другое место означает что придется ехать в машине 16 часов, с кучей вещей и двумя детьми, одного из которых нужно кормить грудью каждый час. Перемены в жизни всегда сложны. Мы делаем то, что должны, иногда со слезами на глазах. Надеюсь, ваша семья и друзья будут рядом, чтобы помочь и поддержать вас в сложные моменты. Но в любом случае, если вы наберетесь смелости изменить свою жизнь, за углом может ждать удивительное будущее, богатое новыми впечатлениями и встречами.

Говоря о свободе женщин в современном мире, мне хочется обсудить очень важный и спорный вопрос, обросший стереотипами, мифами и недосказанностями, — реальность торговли людьми с целью вовлечения их в проституцию. Это серьезная тема, которая включает проблему эксплуатации тела женщины мужчиной, патриархальный устрой общества, при котором такая эксплуатация возможна, а в некоторых странах даже является легальной и регулируется, а также вопрос свободы выбора. Существует ли он в принципе для женщин, попавших в тиски современного рабства?

В этом материале я главным образом буду говорить о женщинах, которые стали жертвами торговли и проституции. Мужчины также попадают в эту систему, но гораздо реже. Вся нижеизложенная мною информация основывается на моем опыте работы с жертвами торговли людьми и сексуального рабства, посещении профессиональных курсов, а также прочитанной мною литературы. Эта тема очень обширна, поэтому в этом материале я изложу основные факты и расскажу как торговля людьми и реабилитация жертв происходит во Франции.

Торговля людьми с целью сексуальной эксплуатации в современном мире это развитая и хорошо отлаженная система, поставляющая, главным образом, женщин в основные пункты назначения – страны Европы, Соединенные Штаты Америки и Канаду, а также Россию. Женщин и девушек привозят из бедных стран с нестабильной политической и экономической ситуацией. Из Африки, где основной трафик людей идет из Нигерии; стран Восточной Европы, включая Албанию, Румынию и Болгарию; и с недавнего времени стран Латинской Америки.

Что происходит с женщинами, привезенными в Европу? Удается ли им выбраться из этого сексуального рабства? Могут ли они построить заново свою жизнь в Европе?

Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим ситуацию с жертвами торговли с целью вовлечения в проституцию во Франции. Франция является частью Европы, но не все страны Европейского Союза имеют одинаковую позицию по отношению к проституции. Франция примыкает к таким странам, как Норвегия, Швеция, Исландия и Ирландия, где действует режим аболиционизма. Это означает, что клиенты наказываются и подлежат штрафу, сутенеры могут получить большой тюремный срок и огромный штраф, а женщины, вступающие в сексуальные отношения за деньги, считаются жертвами системы, в которой возможна проституция.

С 2011 года во Франции проституция воспринимается как насилие по отношению к женщинам и приравнивается к таким преступлениям как изнасилование, сексуальное домогательство, домашнее насилие, принудительный брак и женское обрезание. С 2016 года покупка секса во Франции наказывается. Клиент, создавая спрос на услугу, тем самым участвует в системе торговли людьми с целью сексуальной эксплуатации и насилия над женщинами, что идет в разрез с политикой равенства полов в стране. Женщин привозят из разных стран, в зависимости от ожиданий клиентов. Большинство заманивают во Францию обманным путем. Девушек заставляют вступать в сексуальные отношения с клиентами против их воли, с помощью шантажа, угроз и насилия.

Во Франции нелегально покупать сексуальные услуги. Женщины, находящиеся в сексуальном рабстве, являются жертвами и не подлежат наказанию, как это происходит в таких странах, где проституция полностью запрещена и нелегальна (например, в России и некоторых странах Восточной Европы).

Как женщины становятся жертвами системы проституции и через что они проходят?

История каждой женщины, ставшей жертвой торговли людьми, уникальна. Однако существуют определённые предпосылки к ситуациям, когда женщины подвергаются повышенному риску. Важно понимать, что женщины, попавшие в сексуальное рабство и оказавшиеся во Франции в большинстве своем являются мигрантками, которые решились поехать в Европу на заработки, не зная о том, что за работа их ждет. Вынужденные мигрировать, чтобы прокормить свою семью, многие из них оставляют детей с родными и надеются на лучшее будущее. С другой стороны, среди жертв секс-трафика есть молодые девушки, которые уже в своей стране стали жертвами насилия (внутри семьи или со стороны незнакомцев, чаще всего изнасилования в раннем возрасте); некоторые из них являются жертвами принудительных браков, других насильно вовлекают в проституцию в их странах.

В зависимости от того, из какой страны идет трафик женщин, способы их привлечения различны. Чаще всего, женщины, вовлеченные в проституцию против их желания, имеют нестабильный доход и историю сексуального насилия. Они находятся в ситуации крайней бедности, многие не имели или не имеют доступ к образованию и информации. Большинство, решившись уехать из своей страны на заработки, не знают, что их ждет на миграционном пути. К примеру, женщины из Нигерии в большинстве своем проходят через Либию, где становятся жертвами физического, морального и сексуального насилия. Вот уже несколько лет журналисты и международные организации по правам человека бьют тревогу, информируя всемирное сообщество о том, что в Либии продают и покупают людей, пытающихся добраться в Европу. Мигрантов регулярно продают в рабство, пытают и с легкостью убивают. Те женщины, которым удается пройти через этот ад, попадают на лодки, которые их перевозят в Европу. Не все выживают в море.

Оказавшись в Европе, женщины должны возвращать долг за деньги, потраченные на путешествие туда. Однако, вместо ожидаемой работы няней для детей, в доме престарелых или парикмахером, их насильно отправляют «работать» на улицу – продавать свое тело.

Как женщины уходят из проституции?

В Европе существует несколько отлаженных систем перевоза, продажи и эксплуатации женщин. Из этой системы очень сложно выбраться, но это возможно. Каждая девочка (среди жертв нередко попадаются несовершеннолетние), девушка и женщина, попавшая в беду, оказывается под влиянием сутенеров и других участников процесса, оказывающих огромное влияние на жертв трафика. Преступники используют различные способы контроля и запугивания жертв: психологическая манипуляция, шантаж, угрозы расправы с близкими и страх за собственную жизнь. К примеру, женщин из Нигерии заставляют перед отъездом дать клятву повиновения. Во время этого ритуала у них срезают волосы с разных частей тела, ногти и часть кожи и делают из всего этого куклу Вуду. Если женщины отказываются подчиняться, им напоминают о клятве и наказании, которое их ждет.

В какой-то момент, во время сексуальной эксплуатации женщина может столкнуться с ситуацией, которая повлияет на ее решение сбежать от сутенера или сутенерши, несмотря на угрозы и серьезные последствия непокорности. Чаще всего она решается на такой шаг, когда сталкивается с серьезными проблемами со здоровьем, со вспыльчивым клиентом, жестоко ее избившим, или убийством одного из членов ее семьи преступниками. Иногда у женщин просто больше нет ни физических, ни моральных сил продолжать такую жизнь. Именно в этот момент у них появляются смелость и силы, чтобы обратиться за поддержкой к ассоциациям, помогающим жертвам сексуальной эксплуатации.

Каким образом организации могут помочь жертвам?

Во Франции есть несколько организаций, которые поддерживают жертв секс-трафика в их пути к нормальной жизни. В них работают социальные работники и педагоги, психологи, юристы и другие профессионалы. Некоторые женщины, обращаясь в эти организации, хотят просто выговориться и тем самым реабилитировать свое тело и душу. Многие нуждаются в помощи с юридическими вопросами, кому-то просто нечего есть и нужна помощь в получении еды и жилья. С каким бы вопросом жертва секс-трафика ни обратилась в такие ассоциации, центральной проблемой для них является опыт проституции.

Как справиться с прошлым, с психологической травмой, полученной от постоянного насилия над телом и душой? Как начать новую жизнь? Как жить с вечным страхом, что тебя найдут и снова заставят идти на улицу, и с другой стороны, со страхом не выжить без работы, знания языка и поддержки?

Организации, работающие с жертвами секс-трафика, помогают им найти ответы на эти вопросы. Они поддерживают женщин и помогают им построить новую жизнь, наполненную позитивными эмоциями и опытом.

Возможно ли для женщин возвращение к нормальной жизни?

Путь к нормальной жизни для жертв сексуальной эксплуатации долог и полон трудностей. Вырываясь из сексуального рабства, женщины оказываются один на один с психологическими травмами и со страхами за себя и свою семью. Вовремя обратившись в организации, поддерживающие жертв секс-трафика, они могут получить психологическую помощь, поговорить с социальными работниками, что позволяет им выговориться и осознать что с ними произошло, получить доступ к информации о своих правах. Помимо психологических проблем, у жертв проституционной системы могут быть серьезные проблемы со здоровьем широкого спектра, которые также нельзя оставлять без внимания. Параллельно женщины сталкиваются с проблемой банального выживания.

Как прокормиться? Где жить? Здесь им также приходят на помощь многочисленные организации и ассоциации. Временное жилье они могут получить, позвонив по срочному номеру для бездомных 115, а с едой помогают различные благотворительные организации. Вся эта социальная поддержка позволяет женщинам какое-то время продержаться на плаву. Однако в большинстве своем женщины оказываются без бумаг, денег и знания языка, в стране бюрократическая система и культурные коды которой кажутся им в начале сплошной абракадаброй.

Многие из них после запроса об убежище получают от властей отказ и рискуют быть высланными из страны, что для многих (в особенности для женщин из Нигерии), грозит возвращением в секс-рабство и насилием со стороны сутенеров, требующих деньги. Есть женщины, которые на свой страх и риск идут в полицию и пишут заявление на сутенера или сутенершу, эксплуатирующих их. На период расследования дела полицией они получают временный вид на жительство. В случае, если расследование не выявило нарушителей и зашло в тупик (что случается очень часто), вид на жительство не продлевается.

Во Франции также существует государственная программа для все тех, кто находится в системе сексуальной эксплуатации, под названием «Выход из проституции». Программа длится два года, оказывает женщинам небольшую финансовую помощь и позволяет им получить доступ к интенсивным курсам французского языка и рынку труда. Но и здесь есть свои трудности. Как правило, в зависимости от префектуры, получить доступ к программе непросто. На практике программа может длиться дольше двух лет, что само по себе становится тяжелым испытанием для женщин, потому что многие из них хотят забыть прошлое, начать новую жизнь и смотреть с надеждой в будущее.

Возможно ли окончательно уйти из проституции? Многим это удается. Те, кто туда возвращаются, делают это по разным причинам, но это уже тема для другой статьи. В России, как и во Франции, очень часто можно услышать о том, что проституция — самая древняя профессия и, если женщины этим занимаются, значит это их личный выбор. Ни одна «работа» в мире не оставляет столько психологических и физических травм на всю жизнь, как проституция. Поэтому для меня сексуальная эксплуатация не может быть профессией, она является постоянным насилием над телом и душой женщины. Ни одна из женщин не мечтает оказаться в ситуации сексуального рабства. Проституция для абсолютного большинства женщин-мигранток во Франции не является свободным выбором.

Нашему обществу необходимо пересмотреть взгляды на проституцию. Пока мы будем считать нормальными такие фразы как «проституция — это профессия», «благодаря проституткам, меньше изнасилований», «это их выбор, им это нравится», в обществе не будет настоящего равенства между женщиной и мужчиной. Равенства, при котором тело женщины уважается, не продается (только если она сама действительно этого хочет), не избивается, не унижается и не насилуется.

Серия картин «Серые»

Оси Милиан — современная кубинская художница из Гаваны, широко известная в международном мире искусства. Ее работы отражают сложный личный и культурный опыт современных граждан Кубы, выраженный в яркой художественной форме. В эксклюзивном материале для Draftsy Оси согласилась рассказать о своем последнем проекте — «Серые», серии картин, которые сейчас выставляются в Бока-Ратон, Флорида.

Куба в настоящее время переживает период потрясений и беспокойств, и работы Оси во многом являются актуальными и соответствуют настроению момента. Однако ее «Серые» картины на самом деле были созданы до недавних протестов, во время пандемии. Картины отражают неуверенность и дезориентацию молодых кубинцев, пострадавших от вируса, и их реакцию на хаос, которые он воцарил в стране.

В создании своих картин Оси обычно использует яркие цвета, и тем не менее эта серия соответствует своему названию и выполнена в основном в серых и пастельных тонах с редкими вкраплениями более ярких оттенков. Работы призваны передать «серый» момент в истории Кубы, полный неуверенности, страха и предчувствия грядущих перемен.

«Фигуры на картинах полупрозрачны, они выглядят и ощущаются как призраки. Они находятся в состоянии постоянной тревоги, ждут, что в стране что-то случится, и надеются, что все наладится», — поясняет художница.

На одной из картин («Карма» — ред.) женщина держит голову лошади (огромную шахматную фигуру коня) на коленях. Авторитет и сила этого могущественного животного создают метафору человека, который полностью контролирует решения в своей жизни. Красная пелена, покрывающая глаза героини, олицетворяет ее гнев. (Оси использует красный цвет для этой эмоции во многих работах). Художница объяснила, что нам необходимо управлять животным внутри нас, его инстинктами — отсюда красная ярость, охватывающая голову женщины на картине. Мы должны жить в балансе со зверем внутри нас, и с окружающим миром.

Красный цвет преобладает на картинах, изображающих молодых девушек, демонстрируя, что новое поколение более агрессивно, чем старое, и готово бороться за свои права. Повторяющаяся тема птиц представляет собой концепцию миграции, полета на самолете, который недоступен для большинства кубинцев; их невозможность убежать из страны.

Некоторые фигуры Оси задумчивы и спокойны, и возвращают взгляд зрителя с определённой степенью безмятежности. По ее словам, это спокойствие также связано с контролем. В данном случае контролем над эмоциями, — пандемия и карантин заставили людей на Кубе (и во всем мире) волноваться о завтрашнем дне и тревожиться по малейшим причинам. Художница предлагает поразмыслить над течением времени и осознать, что этот период нашей жизни, каким бы сложным он не был, однажды станет лишь этапом в мировой истории.

На вопрос о героинях ее картин (все они — женщины или молодые девушки), Оси обьяснила, что считает себя художницей-феминисткой и хочет говорить от лица всех женщин в мире.

«Мои героини — красивые и сильные женщины; мое искусство представляет их позицию и сложности, через которые они проходят. Я также использую собственный опыт и проблемы в качестве вдохновения для моих картин. Художницы часто сталкиваются с сексуализацией и непрошенным вниманием. Художникам мужского пола не приходится защищать себя, у них нет таких проблем. Женщины не хотят, чтобы их воспринимали исключительно как сексуальные объекты. Это также является темой моих картин – особенно в работе «Лилит», — добавила художница.

Выставка Оси Милиан «Серые» представлена ​​компанией NCO Creative. Ее можно увидеть в Lounge Gallery в Бока-Ратон, в торговом центре Town Center. Показ продлится до пятницы, 20 августа. Для частного тура по предварительной записи свяжитесь с Натали О’Коннор по адресу Natalie@ncocreative.com.

Draftsy благодарит Натали О’Коннор за помощь с этим материалом. Натали является основателем NCO Creative, арт-консалтинговой компании, занимающейся закупкой международных работ, с фокусом на кубинском искусстве. NCO предоставляет услуги приобретения произведений искусства, представления избранных художников, координации выставок и курирования кубинских художественных туров.

NCO Creative

239-465-3989

Info@ncocreative.com

Insta: ncreative

Facebook: NCO Creative

Тема свободы выбора для женщин необъятна и всегда остается актуальной. На мой взгляд, она особенно важна в наше время.

Чтобы раскрыть тему свободы в этом месяце, я обратилась к книгам, написанным двумя писательницами, которые родились на разных материках, но имеют одну общую черту — стремление быть свободными и счастливыми женщинами.

Эти книги неизменно дают пищу для ума и рассуждают о месте женщины в современном мире и феминизме. Они объясняют почему нужно бороться за независимость женщин, и как растить наших дочерей счастливыми и имеющими свободу выбора.

Роксана Гей «Плохая феминистка», 2014

Роксана Гей — американка гаитянского происхождения. Через собственный опыт женщины, писательницы и профессора она рассуждает на серьезные темы, которые актуальны для любой страны и любого общества.

Книга вышла в Соединенных Штатах Америки в 2014 году и состоит из нескольких эссе. Она начинается с небольшого вступления, в котором писательница рассуждает о феминизме и его многоликости, а также о том, почему она является плохой (неправильной) феминисткой.

Книга Роксаны Гей состоит из цикла статей, в которых она анализирует книги, сериалы, фильмы, средства массовой информации, социальные сети и современные события, происходящие в США. Все они объединены вопросом о том есть ли у современной женщины свобода распоряжаться своим телом, быть такой какой она хочет (худой или толстой), решать в какой момент становится матерью или вовсе никогда не заводить детей.

Роксана Гей рассуждает о том, что значит быть человеком с черной кожей в Америке и как происходит криминализация афроамериканцев в стране на протяжении многих лет. Писательница обсуждает рабство и его изображение в голливудских фильмах.

Книга Роксаны Гей является настоящим кладезем для тех, кто хочет понять современную культуру Соединенных Штатах Америки и узнать о проблемах американского общества и политических спорах, центром которых часто является свобода женщин.

Писательница тонко анализирует фильмы и книги, проводит параллели между разными произведениями искусства, что позволяет читателю взглянуть на них с новой точки зрения. Роксана Гей высказывает важную мысль о полных людях, говоря, что их состоянию всегда есть причина. Зачастую набору веса предшествуют серьезные или трагические события, которые вызывают потрясение и приносят боль. Это может быть смерть мужа или потеря ребенка, развод родителей, отсутствие отца в детстве или сексуальное насилие. В таких ситуациях зачастую только еда может дать человеку комфорт и создать иллюзию контроля.

Собрание эссе также обсуждает сексуальное насилие и его банализацию в обществе. Говоря о групповом сексуальном насилии, Роксана Гей приводит пример реакции американских СМИ на одно из таких изнасилований. СМИ в освящении этой трагедии заботились не об участи жертвы, одиннадцатилетней девочки, изнасилованной в Кливланде, а о судьбе 19 молодых мужчин и подростков, которые из-за огласки их преступления не смогут окончить школу или университет.

Говоря о том, как сексуальное насилие в раннем возрасте может повлиять на тело и психику ребенка, Роксана Гей открывается читателю и рассказывает о групповом изнасиловании, жертвой которого она стала в 12 лет. Это событие поменяло ее жизнь и повлияло на то, как она себя видела. Роксана набирала вес многие годы, потому что думала, что если она будет «большой и сильной», это оградит ее от других насилий.

Заканчивая свою книгу, Роксана Гей называет себя плохой (неправильной) феминисткой, потому что она состоит из противоречий. Для нее самым важным является быть собой. Она говорит, что лучше быть неправильной феминисткой, чем совсем ею не быть. Я уверена что вы получите настоящее интеллектуальное удовольствие от чтения цикла эссе «Плохая феминистка».

Чимаманда Нгози Адичи, «Манифест от женщины к женщине», 2016

В ответ на вопрос своей подруги Ижеавеле о том как вырастить свою маленькую дочку феминисткой, нигерийская писательница и оратор Чимаманда Нгози Адичи написала «Манифест от женщины к женщине».

Он состоит из пятнадцати предложений. Каждое из них посвящено определенной теме, касающейся женщин и их места в современном обществе. В своем манифесте Нгози говорит о том, как важно рассказывать детям о равенстве полов с малых лет. Не навязывать мальчикам голубой, а девочкам розовый цвет, предлагать девочкам такие же игрушки как мальчикам, а не только куклы и наоборот.

Писательница уделяет много внимания тому, как подготовить девочек к будущему и дать им больше возможностей в профессиональном плане. Нгози поднимает важную проблему воспитания девочек исключительно для замужества, как это принято в Нигерии. В нигерийском обществе (и не только) девочки должны уметь готовить и убирать дом, быть вежливыми, послушными и мягкими. От них ожидают абсолютной жертвы собой ради замужества. Судьба девушек сводится к «ожиданию принца», который попросит их руки. Это считается верхом успеха для женщины.

В то же время мальчики воспитываются совершенно иначе. Профессиональные амбиции вознаграждаются, от молодых мужчин ожидают стремления доказать себя и построить карьеру. Для молодых мужчин брак не является главным достижением жизни. В результате возникает дисбаланс и в браке, и в обществе в целом. Мужчины относятся потребительски к отношениям и к женщинам в принципе, а последние жертвуют всем, чтобы быть с супругом.

Нгози говорит о важности слов и жестов. Когда мужчина готовит, убирается или смотрит за детьми, общество говорит, что он помогает жене, что говорит напрямик о том, что все, что касается заботы, порядка и детей, отводится женщине, а не мужчине. Писательница настаивает на том, что женщины и мужчины должны разделять бытовую работу и заботу о потомках, потому что это их общие дети.

Нгози предлагает своей подруге поощрять у своей дочери любовь к чтению и книгам, и к спорту. Очень важно научить девочку задавать вопросы и иметь свое мнение. Показать ей, что мир разнообразен и в этом и заключается его богатство.

Манифест затрагивает важные вопросы воспитания свободного от предрассудков и давления общества человека. При прочтении возникает мысль, что он подходит как для воспитания девочек, так и мальчиков, потому что автор затрагивает важные вопросы равенства полов и предлагает решения для насущных проблем общества. С поддержкой манифеста родители смогут вырастить ребенка феминистом, имеющим критическое мышление, способность к рефлексии и эмпатии, смело входящим в жизнь, неважно мужского он или женского пола.

Нам всем нужен надежный дом, тихая гавань, куда можно вернуться после любого шторма. Когда такой дом есть, человек может со спокойным сердцем отправляться в новые путешествия. В прошлом месяце мы обсуждали понятие Дома и все что для нас оно значит. Для второго альбома творчества Draftsy мы выбрали тему Свободы.

Мы заинтересовались этой темой по нескольким причинам. Мы хотим обсудить свободу в самом простом ее смысле – свободу от рабства, свободу выражения и свободу мнений, а также свободу выбора, в особенности для современных женщин. 30 июля по всему миру отмечается День борьбы с торговлей людьми. Тот факт, что людей все еще продают и покупают в нашем обществе – неважно в какой стране вы живете – возможно вам незнаком или по меньшей мере скорее вызывает шок, чем безразличное «знаем, видели».

В этом месяце мы хотим обсудить реальность торговли людьми в современном мире и затронуть тему работы с жертвами человеческого трафика, которых привозят в Европу и, в частности, во Францию, с целью проституции. В нашем материале мы расскажем об их долгом пути к нормальной свободной жизни.

Мы также вернемся к истории казанки Юлии Хакимовой, которая уже много лет помогает бездомным и неимущим города. Она рассказала Draftsy о том, как в процессе помощи нищим столкнулась с местной мафией и поняла, что многие бездомные, просящие милостыню на российских улицах, находятся в рабстве.

Мы также надеемся представить фотопроект американского артиста, посвященный кризису на Кубе и борьбе кубинцев за свободу.

Если вам близка тема свободы, пишите нам на электронный адрес contact@draftsy.net с идеями эссе и фотопроектов.

Агриппина&Татевик

Частная благотворительность и помощь бездомным и малоимущим существовала в России всегда. Во времена Советского Союза государство взяло на себя все обязательства по помощи нуждающимся, и все же я помню как мне, маленькой девочке, говорили взрослые: «не оскудеет рука дающего», когда мы видели нищих у церквей или в переходах метро. До революции в России и вовсе для состоятельных людей было принято и почетно помогать бездомным, строить богадельни и госпитали.

Мне с очень раннего возраста объяснили, что помогать, если есть такая возможность, нужно всегда и всем. Вне зависимости от того, какая у человека история. Огромное количество маленьких частных благотворительных групп в России, которые есть практически в каждом городе, говорит о том, что многие россияне придерживаются такой-же позиции.

О Юлии Хакимовой мне рассказали друзья, которые, как и она, живут в Казани. Она уже более десяти лет помогает бездомным и малоимущим в столице Татарстана. Одного из своих подопечных – пожилого советского офицера, оказавшегося в казанском приюте для бездомных с тяжелой инвалидностью и без документов, Юлия взяла в свой дом и смогла собрать средства на дорогостоящую операцию, которая вернула старику зрение и надежду на жизнь. Юлия согласилась рассказать в интервью Draftsy о своей работе.

D: Юлия, как вы начали помогать людям?

Ю: Мы помогаем нуждающимся уже 12 лет. Я начала ездить в детские дома, со временем ко мне присоединились друзья и единомышленники. В самом начале наша работа состояла в основном в выездах в дома престарелых, интернаты и приюты, к сиротам и одиноким старикам. Мы привозили им все самое необходимое и простые лекарства. Помогали малообеспеченным семьям с ремонтом и продуктами.

В 2014 году началась война на Донбассе. Я помню мы сидели в кафе, обедали. По телевизору шли новости, в которых люди рассказывали, что в Украине стреляют, взрываются бомбы, а жители не могут выехать из страны, потому что банки закрыты и деньги на билет снять невозможно.

Мне принесли счет за обед, я посмотрела на эту сумму и поняла, что за эти же две тысячи рублей можно купить билет на плацкартный поезд от Донбасса до Казани. Наша жизнь продолжается нормально, мы ходим по ресторанам, а люди в Украине живут под пулями. С того самого дня моя семья и друзья стали экономить и помогать украинцам чем могут.

Мои дети вскрыли тогда свои копилки и деньги, которые они откладывали на летние каникулы, попросили перевести на Донбасс.

Все свободные средства мы тогда отправляли мирным жителям, которых находили в специальных группах в интернете. Как мы им переводили деньги – вообще анекдот. Через другие города, через посредников, которые брали за свои услуги проценты. Сначала всех приехавших из Донбасса размещали у себя и у знакомых. Потом, когда людей стало много, пришлось искать другие варианты размещения. Мы организовали бесплатную столовую, пункт выдачи одежды. Я никогда не забуду женщин, которые приходили к нам и говорили, что сегодня они доели последнюю еду и им больше неоткуда ее взять. Это было страшное время, столько голодных людей я никогда в своей жизни не видела.

Из тех, кто тогда приехал в Казань, большинство остались в нашем городе. Они нашли работу и получили гражданство.

Затем к нам на пункт помощи стали приходить не только приезжие из Донбасса, но и нуждающиеся люди. Мы с удивлением стали понимать, что людей к нам часто отправляют чиновники. При этом мы не собирали никаких средств и не получали никакой государственной поддержки. Мы помогали людям на свои деньги, и когда средства закончились, продали личные машины. От желающих помочь мы тогда принимали только продукты и одежду.

Пришло время, когда мы перестали справляться и пункт был закрыт. Однако вернуться к своим основным профессиям (Юлия владеет небольшим бизнесом по производству памятников – прим.ред.) и оставить благотворительность за спиной у меня и моей команды не получилось. Люди находили нас сами и просили помощи, и среди них всегда попадался тот, кому некому было помочь кроме нас. С тех пор мы все так и совмещаем свою основную работу с помощью нуждающимся.

D: С какими проблемами вы чаще всего сталкиваетесь?

Ю: Основная проблема, на мой взгляд, заключается в отношении общества к помощи нуждающимся. Мы просим о поддержке, делимся историей человека, и люди отзываются и стремятся помочь чем могут, на волне этого эмоционального отклика. К сожалению, этот отклик и желание людей помочь пропадают очень быстро и о человеке забывают все кроме нас. Мы не можем бросить человека до тех пор, пока его жизнь не будет устроена, и он сможет обходиться без помощи. Некоторые нуждающиеся старички так и остаются с нами на долгие годы. Люди, которые вместе с нами им помогали в самом начале, о них забывают, а мы не можем этого сделать, потому что понимаем, что без нас они не справятся. Нагрузка от этого растет, и мы всегда ищем новые возможности помочь большому количеству нуждающихся.

D: Помогают ли вам местные власти, хватает ли в принципе социальной поддержки?

Ю: На мой взгляд, в Татарстане организованно очень много помощи в социальной сфере. Это и приюты для людей без определенного места жительства и места для кормления, и пункты выдачи продуктов нуждающимся. Голодными и без крыши над головой люди не остаются.

Есть проблема и с тем, что сами нуждающиеся бывают разные. Есть люди, которые остались без крыши над головой, но ничего в своей жизни менять не хотят. Они приходят в пункты кормления, попрошайничают и продолжают жить на улице.

Есть те, у кого нормальная пенсия, хорошая квартира и взрослые дети. Но они ходят по пунктам поддержки, придумывают небылицы и берут всё, что только возможно, любым способом. Ответ на вопрос зачем им это я не найду никогда.

Некоторые люди, попавшие в трудную ситуацию, получают помощь и быстро встают на ноги. Через месяц-другой они уже сами приходят к нам с предложением поддержки, хотят помочь кому-то другому выбраться из такой-же ямы.

Есть люди, которые действительно сильно нуждаются, но очень стыдятся своего положения и бедноты. Они, как правило, боятся, что кто-то узнает, что порой у них нет даже еды. Они не попросят помощи, не пойдут на улицу просить милостыню, и будут терпеть до последнего. Мы помогаем именно этой категории и нам они доверяются, потому что знают, что мы не расскажем о них в соцсетях, не покажем их лица и не будем лезть в душу. Мы просто выдадим продуктовый пакет и спросим, чем еще можем помочь, а если уж если они захотят сами, то поделятся с нами наболевшим.

В основном со всеми ситуациями мы стараемся справляться самостоятельно и обращаемся в государственные структуры только в крайних случаях. Как правило, мы всегда получаем обратную связь от властей и решаем проблему общими усилиями.

D: Почему на ваш взгляд мы возвращаемся к частной благотворительности для помощи бездомным и малоимущим?

Ю: Малоимущие в России были во все времена, как и частные благотворители, стремящиеся им помочь. В предыдущие годы их возможно было не так видно, потому что мест, где они бы могли получить помощь, было немного. Сейчас пунктов поддержки и желающих помочь стало намного больше, соответственно и нуждающиеся стали гораздо заметнее. Привлечь внимание к этой социальной проблеме также помогают соцсети. С их помощью легче рассказать о тех, кому срочно нужна помощь. Положительные примеры других людей, занимающихся благотворительностью, заразительны. Именно душевная отзывчивость людей порой трогает меня до слез.

D: Юлия, что должно случиться чтобы ваша работа с бездомными и нуждающимися стала хоть немного проще?

Ю: Наша работа может стать легче если сами люди начнут замечать тех, кому нужна помощь, и не проходить мимо. У нас были десятки случаев, когда кто-то привозил продукты для нуждающихся, а мы в итоге отвозили их бабушкам в тот-же подъезд, где живут наши благотворители.

Юлия продолжает помогать бездомным и малоимущим Казани и не сдается перед лицом любых препятствий. Владимир Алексеевич, когда-то бездомный инвалид, офицер и ветеран, все еще живет с Юлией и ее семьей. Учит ее детей как разбираться в травах и стал им настоящим дедушкой.

Юлия говорит, что чаще всего на помощь с новыми подопечными приходят все также друзья и знакомые. Социальные сети помогают привлечь людей, которые хотят помочь продуктами, стройматериалами или деньгами.

Если вы хотите помочь нуждающимся в Казани, вы можете перевести средства на paypal: radif—gazizullin@mail.ru или отправить средства на карту Сбербанка через номер +79872963373.

Мне сложно решить, какое место в моей истории и географии назвать домом. Я жила в двух разных странах и за последние десять лет переезжала из штата в штат. Только пару лет назад я наконец пустила корни во Флориде.

Дом. Я часто думаю о том, что для меня значит это теплое, родное слово. Особенно когда незнакомцы спрашивают меня о моей семье и истоках. Мой отец был гордым украинцем, который, к сожалению, не научил меня своему языку. Моя мама – гордая русская женщина. Когда после моего ДНК теста я показала ей безумный коктейль моих генетических корней, которые связали меня с предками по всей Европе, мама тихо сказала: «Ну, это все у тебя с папиной стороны. Моя семья жила в маленьких деревнях на Вятке и держалась особняком».

В какие-то моменты я чувствую себя гордой американкой. Радуюсь работающей демократии, толерантности, паспорту с которым весь мир открыт на распашку. Я благодарна тому, как обернулась моя жизнь. (Американцы очень хотят видеть эту благодарность в новых иммигрантах и любят говорить нам: «Добро пожаловать!», даже если человек живет в стране уже много лет. Но это тема уже совсем другой колонки).

В другие дни я отчетливо и безоговорочно чувствую себя другой, чужой, отличной. Иногда с гордостью, а иногда с оттенком отчаяния.

Я не против этого ощущения непринадлежности. Мое имя с самого раннего детства отделило меня от толпы, и я постепенно к этому привыкла. Оно вызывает недоумение в Штатах, но и в России оно было редким. Одно из старых имен начала прошлого века, наследство от бабушки.

Мне всегда хотелось убежать от рутины и знакомой реальности. Мне хотелось вырваться из маленького поселка в Сибири, где я выросла, изменить мою жизнь, встретить новых людей. Мой отец с малых лет говорил мне, что я сверну горы. «Мы, Паламарчуки, не раскрашиваем картинки. Мы рисуем дирижабли, сами!» И вместо раскраски показывал мне как выводить длинный овал аэростата. Сворачивать горы я пока все еще не умею. А мои детские травмы и родительские завышенные ожидания теперь платят счета моего психолога. Правильно это все было или нет, в итоге мне все же всегда хотелось большего от жизни. До сих пор хочется.

И все же, когда весь мир открыт и ты можешь путешествовать и жить где угодно, пробовать страны как вкусы мороженного, где же тогда твой дом?

Там ли он где мы выросли, где мы нашли себя? В маленьких городках и душных школах, которые давно забыли нервы перед контрольной по химии и первые влюбленности на дискотеках в поселковом ДК.

Что важнее для дома – география или люди, которые его наполняют?

Мне хочется верить, что я превратила многие квартиры, в которых жила в прошлые годы в настоящий дом для себя и для людей, которых я любила и люблю.

Мне хочется, чтобы мой дом был там, где живет моя мама. Но и это уже не совсем правда.

Может быть мой дом в маленькой приволжской деревне, где я проводила каждое лето. В старом доме, который помнит всех бабушек и дедушек, и долгие летние застолья. Где гулять с подругами можно было только после того, как собрана дневная норма черной смородины. Где в сенках всегда стояли старинные высокие банки из толстого зеленого стекла, полные малосольных огурцов. И ничего не было вкуснее холодной родниковой воды из ковшика.

Может быть мой дом в квартире на втором этаже, на улице Мира, в поселке посередине сибирского бора. Где мама заходила в комнату возмущенно, три часа ночи, чего не спишь. «Книгу дочитываю!» — «Вот и я свою почти дочитала». Как тут ругаться, если наследственность.

В эту квартиру мы бежали «попить воды» в жаркие летние дни. Когда во дворе собиралась толпа, мы играли в лапту и чижа. В перерывах в игре водили весь запыхавшийся, вспотевший строй на водопой в разные квартиры по очереди, чтобы не слишком раздражать мам.

Из окна кухни был виден двор, поэтому, когда однажды зимним вечером я пристала языком к железному столбу волейбольной площадки, мама меня увидела и смогла прийти на помощь. К этому столбу я прилипла тогда во второй раз. Первый опыт (наверняка с чей-то подначки, но чего уж теперь) был проведен предыдущей холодной зимой. Детская память короткая, и как настоящий ученый, я решила повторить эксперимент. Он удался на славу. Язык прилип, мама просмеялась и принесла теплой воды меня спасать.

Мой маленький сибирский поселок, окруженный лесами и карьерами, был безоговорочно красив. Но он всегда казался мне коконом, из которого мне не терпелось вырваться. Я читала Крапивина и мечтала о море и странных, незнакомых землях. Если кто-то сказал бы 12-летней мне, что однажды, в далеком будущем, я буду жить в солнечной Флориде, десять минут от океана, пальма за окном, эта маленькая девочка, наверное, не поверила бы что это возможно. Но в то же время в тайне думала бы: «именно там мне и место!».

Я начала работать в авиации несколько лет назад, движимая тем же бесконечным поиском нового и неизвестного. Комнаты отелей стали моим домом почти на четыре года. Я была рада плутать по улицам незнакомых городов и часто путешествовала одна, когда не могла найти попутчиков. Частые перелеты и приключения в разных странах сделали мир меньше и доступнее, но не утолили моей жажды путешествий. После каждого полета я возвращалась в свою маленькую квартирку во Флориде и не могла дождаться, когда будет пора паковать чемоданы и снова отправляться в путь. Я редко оставалась дома дольше пары недель подряд.

Любовь перемешала все карты путешественницы. Когда я встретила будущего мужа, у него даже паспорта международного не было, и он никогда не был за пределами страны. Делиться с ним миром было новое и такое прекрасное чувство. Возвращаться домой теперь означало возвращаться к нему. Может быть дом — это когда у нас есть кто-то любимый, к кому мы всегда хотим вернуться.

Когда началась пандемия, «дом» приобрел новое значение. Он оказался единственным местом, где мы все могли быть. Мой дом, моя крепость. Стерильные салфетки, противомикробное мыло, мой руки правильно, в Костко туалетную бумагу завезли, не забудь маску, когда в магазин пойдешь. Никогда в жизни я не была так насильно привязана к месту. Я знаю, что нам было проще, чем многим другим людям по всей планете. Моя школьная подруга провела карантин с детьми, в квартире на 13 этаже, посреди холодной сибирской весны. Мы же ругались что пляжи закрыли, вытаскивали кресла на газон, чтобы загорать под осуждающими взглядами престарелых соседей, решили садить фруктовый сад. И все же разница с прежней реальностью была огромная. Я научилась ценить мой дом, тихие вечера, закаты на заднем дворе, долгие разговоры. Мне больше не хотелось бежать, планировать следующее путешествие, жить на чемоданах.

Мне кажется, мое понятие дома изменится снова, когда у меня появятся дети. Тогда дом будет тихой гаванью, маяком в темноте, любимыми книгами, зачитанными до дыр. Домашними пельменями раз в полгода, потому что все дома и толпой лепить быстрее. Может быть, у них будет два дома, как два языка. Южная Флорида и Россия. Лето в Сибири, безумные истории для одноклассников каждый сентябрь.

Ну а пока дом там, где живут мои любимые, — муж и наша смешная собака. Где карантинный сад расцветает и дает первый урожай манго, фиг и лиликой. Именно сюда я надеюсь привезти однажды мою маму. Сварить ей кубинского кофе, повести гулять по нашей длинной улице, провести день в районном бассейне. Сказать малышу: «смотри, это бабушка!».

Дом там, где мы любим и где любят нас.